— Девушка, ваша очередь, — подтолкнули ее.
Алена подтащила сумку к будке паспортного контроля и положила на стойку свой российский паспорт.
— Здравствуйте, — сказала она.
Пограничница, сидевшая в будке, полистала ее паспорт и спросила:
— А чей это ребенок?
— Как чей? Мой.
— Откуда это известно?
— А! Ну да! Вот, — засуетилась Алена и положила на стойку французский сертификат о рождении Фелиции.
Пограничница повертела документ.
— Что это? — спросила она.
— Ну, это как наше свидетельство о рождении, — объяснила Алена.
— Так это французский ребенок, что ли?
— Это моя дочь, — сказала Алена, — она родилась в Париже.
Пограничница вернула свидетельство.
— Мне это ни к чему. Если это иностранный ребенок, у нее должен быть паспорт и российская виза. А если русский, то она должна быть вписана в ваш российский паспорт. А у вас ни того, ни другого, я этого ребенка пропустить не могу.
— Как это? — опешила Алена и запаниковала: — Подождите! Секунду!
Но пограничница не стала тратить на нее время, а вызвала консула. Консул — молодой парень, не старше 25 лет, — держа в руках документы Алены, направился в свой кабинет справа от будок паспортного контроля. Алена как привязанная побежала за ним, неся на груди ребенка и волоча свою сумку.
— Я вас понимаю, гражданка, но закон есть закон, — сказал консул. — Мы не можем впустить вашего ребенка без визы. Она иностранка, французская подданная. Вам придется вернуться в Париж и оформить ей паспорт и визу. Извините.
— Но мы не можем вернуться в Париж! — почти выкрикнула Алена в отчаянии.
— Почему?
Алена растерялась:
— Потому что… по семейным обстоятельствам!
— Ну знаете… — укоризненно начал консул, но тут его перебил телефонный звонок, он взял трубку. — Да. Кто? Индусы? Иду… — И консул направился к двери, говоря Алене: — Все, девушка, я должен идти. Там еще из Индии полный самолет нелегалов приперся! Что вам тут у нас — медом намазано?
— А куда же мне-то?
— А вон там переждите — и домой, в Париж.
Алена посмотрела туда, куда он показал. Там, под лестницей на второй этаж аэровокзала, спали вповалку беженцынелегалы из Индии, Турции, Курдистана и Африки. С детьми, с чемоданами, с узлами…
Надрывно ревя моторами, спортивные джипы «Кэмелтрофи» неслись по китайской пустыне, взлетая над гребнями барханов и зарываясь на поворотах в сыпучий песок. Водители в шлемах и в запыленных комбинезонах, вцепившись руками в баранки, вели свои машины, поглядывая на дрожащие стрелки спидометров, индикаторы запаса горючего и воздуха в шинах.
К вечеру колонна влетела в крошечный китайский городок и остановилась у транспаранта с надписью «CAMEL RACE. HALT 37» [37] , где дежурили механики, телеоператоры и китайские мальчишки-болельщики.
Водители, выключив моторы, устало выбрались из машин. Одним из этих водителей был Алан Кушак. Стянув с головы шлем и очки, он передал свой красный джип своему постоянному механику-австрийцу и вместе с другими водителями, в окружении китайских мальчишек, усталой походкой направился к крошечной гостинице.
На веранде гостиницы под цветным бумажным зонтиком с банкой сока в руке сидела его жена Илона.
Алан остановился, нахмурился.
— Зачем ты приехала?
Илона улыбнулась:
— На тебя взглянуть.
— Разве твои шпики не доложили тебе, что я тут один?
— Именно это меня и беспокоит. Может, ты заболел?
— Ты меня не вылечишь.
— Как знать… — Илона сексуальной походкой подошла к Алану, но он попробовал уклониться, обойти ее. Однако обойти эту женщину еще не удалось никому в мире. Она преградила Алану путь: — Дорогой, мы же не будем ссориться в Китае! В конце концов, я твоя жена. И я тоже кое-что умею. Не хуже, чем все твои…
И это было правдой. Илона умела все, что умели другие. А потом, ближе к рассвету, лежа на мате в крохотном номере этой гостиницы, она уснула, хозяйски накрыв Алана рукой и положив на него свое колено. Но Алан не спал, он лежал с открытыми глазами и смотрел в потолок, украшенный бумажными павлинами. Потом осторожно снял с себя руку и ногу Илоны, неслышно поднялся, взял в охапку свои брюки, рубашку и ботинки, на цыпочках подошел к двери, украшенной летающими змеями, отодвинул ее…
Илона спала, когда предрассветную тишину вдруг взорвал хрип заведенного мотора. Она вздрогнула, открыла глаза, пошарила рукой рядом с собой и услышала удаляющийся рев. Вскочив, она набросила на себя халат и выбежала из гостиницы.
В рассветной серости был виден красный джип, удаляющийся по пескам.
— Алан!.. — крикнула Илона. Потом сокрушенно покачала головой, вздохнула и повернулась к заспанному механику-австрийцу, выскочившему из своего номера.
— В чем дело? — спросил механик. — Куда он поехал?
Илона усмехнулась:
— В аэропорт.
— Зачем?
— Чтобы улететь в Париж к своей русской шлюхе.
— Ничего не понимаю! У нас же гонка!
— Он больше не участвует. Вы уволены.
— Что?
— Вы уволены, можете отправляться домой.
— Послушайте, мадам Кушак, — разозлился австриец. — Я не знаю, что у вас произошло с мужем, но у меня с ним контракт.
— Послушайте, мсье механик, — снова усмехнулась Илона. — Все контракты моего мужа аннулированы вместе с его кредитными карточками. Его банковский счет закрыт, он нищий. Но он еще не знает об этом, эта замечательная новость ждет его в аэропорту. А у вас, мой дорогой, есть две возможности: остаться с ним в Китае или взять у меня деньги на билет и свалить в свою гребаную Австрию. Выбирайте.
— Встать, суд идет!.. Именем Французской республики… изучив досье российской гражданки Алены Бочкаревой и ее участие в криминальных операциях… но, учитывая, что эти операции не были направлены против Французской республики и ее граждан… и принимая во внимание то обстоятельство, что она является матерью новорожденной французской гражданки Фелиции Кушак-Бочкаревой, суд, руководствуясь высокогуманными принципами французской демократии, не считает возможным согласиться с требованием прокуратуры о депортации мадам Бочкаревой…
Алена, стоя в зале суда, облегченно перевела дыхание.
Судья продолжал:
— Одновременно, изучив образ жизни и характер отца ребенка мсье Алана Кушака, а также образ жизни матери ребенка мадам Алены Бочкаревой, суд, исходя в первую очередь из интересов новорожденной французской гражданки Фелиции Кушак-Бочкаревой и руководствуясь высокогуманными принципами французской демократии, не считает возможным оставить этого ребенка ни одной из спорящих сторон и постановляет передать Фелицию Кушак-Бочкареву в детский дом, поручив государству и министерству образования Французской республики опеку над ней до ее совершеннолетия…