– В чем дело? – крикнул он из-за двери, с аппетитом надкусывая огурец крепкими зубами и подергиваясь в такт музыке, вырвавшейся из глубин ресторана.
– Открой! – требовательно сказал Стриж. Панк повернул изнутри дверную защелку, но дверь отворил лишь на ширину ладони.
– Слушаю вас…
– Вы патриот? – с некоторым сомнением спросил у него Стриж, невольно отстраняясь от ударившего по ушам крика Мадонны.
– В каком смысле? – Панк вопросительно наклонил рыжий гребень своей прически.
Стриж поморщился. Если бы этот олух был членом общества «Патриоты России», он бы не стал спрашивать «в каком смысле?!»
– Ладно, – отмахнулся Стриж. – Мы хотим выпить…
– Ресторан открывается в семь утра, – тут же сказал панк и уже собрался закрыть дверь, однако Стриж предусмотрительно вставил ногу в дверную щель.
Панк удивленно перевел взгляд с этой ноги на лицо Стрижа:
– Та-а-ак! Милицию позвать? – музыка за его спиной резко оборвалась.
– Я – Секретарь Свердловского обкома! – сказал Стриж.
– А я греческий князь, ну и что? – насмешливо ответил панк и с веселым вызовом посмотрел Стрижу прямо в глаза.
Именно это веселье в его глазах в сочетании с насмешливым греческим князем" и ярко-рыжим стоячим гребнем его прически взбесили Стрижа. Он враз забыл о своих ночных страхах, и кровь ударила ему в голову, наливая мышцы сибирско-медвежьей силой. И уже не думая, теряя самоконтроль и даже наслаждаясь освобождением от этой постоянной удавки самоконтроля, Стриж мощным ударом плеча откинул внутрь ресторана и дверь, и этого панка. Панк упал на пол, а Стриж повернулся к изумленным Турьяку и Вагаю:
– Пошли!
И шагнул в ресторан.
И в ту же секунду получил от вскочившего панка оглушительный удар сникерсом в челюсть. Потрясенный не столько силой этого удара, сколько тем, что этот частник, этот сопляк поднял даже не руку – ногу! – на него, секретаря обкома, Стриж несколько мгновений стоял, пошатываясь, как в нокауте, а затем резко дернул головой, стряхивая головокружение и возвращая мышцам силу для настоящей драки.
Однако Турьяк и Вагай были уже между ним и панком. Причем Турьяк замком обхватил Стрижа за плечи, а Вагай уже направил свой «тэтэшник» на панка, застывшего в стойке дзюдо. При его прическе и наряде он был похож на африканского дикаря, готового к атаке.
– Стоп! Спокойно! – тоном укротителя говорил ему Вагай. – Мы делегаты съезда партии. Руки вверх…
И все бы, наверно, обошлось – под дулом пистолета парень нехотя расслабился, стал поднимать руки вверх. Но тут из глубины ресторана показалась фигура пожилой женщины в кухонном фартуке.
– Бандиты!!! – орала она на бегу, хватая по дороге стул. Вагай непроизвольно повернулся в ее сторону вместе с пистолетом в руке, и в тот же момент панк бросился на него, заломил руку с пистолетом, а женщина опустила стул на медвежью голову Турьяка. Тем временем еще двое – молоденькая жена панка и его отец – бежали сюда из кухни с огромными кухонными ножами в руках. Грохнул выстрел. Как пистолет оказался в руках панка и каким чудом пуля никого не задела в этой кутерьме – об этом никто не думал, но всех отрезвил грохот выстрела.
– Папа, стой! – заорал панк своему отцу, сидя на полу и держа в руке пистолет, направленный теперь на Турьяка, Стрижа и Вагая.
– Паскуды! Документы!
Турьяк, голый до пояса, медленно поднял с пола свой пиджак и бросил его панку. Тот, держа одной рукой пистолет, другой рукой прощупал карманы турьяковского пиджака.
– На хер тебе их документы?! – в запале крикнул ему отец, все еще держа навскидку огромный кухонный нож. – Я счас милицию!… Тут работаешь, как лошадь, а тут приходят вот такие – за кассой, бля!…
– Подожди… – сказал ему панк, доставая из кармана турьяковского пиджака красное кожаное удостоверение с золотым тиснением: «МАНДАТ ДЕЛЕГАТА СЪЕЗДА КПСС». Внутри мандата была фотография Турьяка и надпись типографским шрифтом:
«КАНДИДАТ В ЧЛЕНЫ ЦК КПСС, ПЕРВЫЙ СЕКРЕТАРЬ ИРКУТСКОГО ОБЛАСТНОГО КОМИТЕТА КПСС». Панк захлопнул удостоверение и сказал отцу: – Не нужно милицию…
– Почему?!
– Потому что милиция им принадлежит.
– Вот твоя партия! – повернулась мать панка к своему мужу.-Сволочи! С пистолетом! Такие и в Горячева стреляли! Банди…
– При чем тут Горячев! – поспешно пробасил Турьяк как можно примирительной. – Я хотел чаю, а ты меня стулом по голове…
Громкий стук в наружную дверь вагона заставил всех повернуться к тамбуру. Оказывается, поезд уже, наверно, с минуту стоял на станции Ежиха.
– Эй, тетери, заспались?! – весело кричали с платформы два молодых местных мужика. – Принимай товар-то, а то поезд пойдет!…
Панк презрительно швырнул Вагаю его пистолет, вышел в тамбур и открыл наружную дверь. За ней, впритык к платформе был припаркован маленький и запыленный грузовичок-"пикап", в его кузове тесно стояли высокие металлические бидоны с молоком и сметаной, плетеные корзины с головками сыра, укутанными в сырую марлю, ящики с крупной черникой, грибами, помидорами, огурцами. И ведра с еще живыми, вяло шевелящими усами волжскими раками.
Окинув цепким взглядом товар, панк вытащил из кармана джинсов толстую пачку денег, отсчитал 400 с чем-то рублей и отдал одному из мужиков. Рыжий гребень прически ничуть не помешал ему превратиться в делового бизнесмена. Мужики, не споря и не торгуясь, тут же стали затаскивать бидоны, ящики и корзины в тамбур вагона-ресторана. А в свой пикапчик бросили два ящика чешского пива, которые вынес им отец панка.
– Обратно по графику поедешь? – спросил панка один из ежихинских мужиков. – Через неделю?
Панк пожал плечами:
– Если забастовки на дороге не будет… – Через неделю ежевика поспеет, – сказал мужик. – Будешь брать?
– Только расфасованную, в кульках.
– Само собой, – согласился мужик. – Дети расфасуют… Тем временем жена панка, его мать и отец спешили внести продукты внутрь вагона, и Турьяк помог им тащить тяжелый бидон с молоком. Жена панка покосилась на него недружелюбно, но промолчала. Гудок электровоза подстегнул Вагая и Стрижа тоже включиться в работу. В открытой двери вагона-ресторана возникло несколько парней – пассажиров из общих вагонов. На их голых плечах были наколки – у одного русалка, у другого надпись «НЕ ЗАБУДУ АФГАНИСТАН!»
– Эй, друг, пивка бы по бутылке! – попросили они панка с жаждой в глазах и в голосе.
– Не имею права, только с одиннадцати часов, – ответил им панк.
Поезд плавно тронулся. И уже на ходу, когда вагон проплывал мимо стоящего с желтым флажком дежурного по станции, тот бросил в тамбур перевязанную бечевкой толстую пачку свежих газет – местных и центральных. На изгибе верхней газеты можно было прочесть «ПРАВДА», а ниже был крупный заголовок «Речь Н. БАТУРИНА…».