– Вы не только нам помогали, – отмахнулся Махмуд. – Вы нашим врагам тоже помогали – Эфиопии, Нигерии, Кении.
– Вот видишь! Мы всей Африке помогали избавиться от колониализма. А теперь ты меня в плену держишь. Это справедливо?
Тем временем в каюте, которую Оксана делила с Настей, возник неяркий свет. Это Оксана включила крошечную лампочку-ночник у себя в изголовье и посмотрела на Настю, спавшую на соседней койке.
Настя крепко спала, похрапывая.
Оксана достала из-под подушки миниатюрную, величиной с ладонь, иконку, поставила ее у своей подушки и, опустившись на колени, принялась молиться. Затем извлекла из-под матраса «Медицинский справочник», открыла на букву «д», нашла статью «ДИАБЕТ» и прочла ее. Дочитав, загнула лист, сунула иконку и справочник на место, выключила свет и заснула.
А Настя, перестав храпеть, открыла глаза, убедилась, что Оксана спит, и осторожно извлекла из-под ее подушки ту же иконку. Поставила ее у своего изголовья и стала неуверенно креститься – сначала справа налево, потом слева направо. Засомневалась и растормошила Оксану.
Оксана открыла глаза.
– Ты чё?
– А як крестятся? – шепотом спросила Настя. – Слева направо чи справа налево?
– Вы же хозяин газеты! Неужели вы не можете напечатать наше письмо? У вас что, цензура?
Жены и дети моряков «Антея» стояли в кабинете хозяина городской газеты «Морской путь».
– У нас нет цензуры, – ответил им 35-летний очкарик – субтильный и холеный. – Но вы кому написали? – Он поднял со стола лист бумаги и прочел: – «Уважаемый господин король Швеции! Ваше Величество! Обращаются к Вам жены российских моряков шведского судна „Антей“. Наши мужья уже месяц томятся в плену у сомалийских пиратов, а переговоры об их освобождении намеренно затягиваются вашим шведским судовладельцем…» – Очкарик поднял глаза на жен моряков. – Но нашу газету не читает король Швеции!
– Ничего! – сказала жена электромеханика. – Вы напечатайте! Мы ему пошлем, и он прочтет!
– По-русски? – усмехнулся очкарик.
– Не важно! – сказала жена моториста. – Ему переведут.
Очкарик стал серьезным:
– Вам нужно писать в Европарламент.
– Уже писали, – усмехнулась жена электромеханика. – И в Европарламент, и в ЮНЕСКО, и даже в ООН!
– Толку-то! – сказала жена моториста.
– Дядя, у тебя папа есть? – вдруг спросила шестилетняя конопатая Катя.
– Есть, конечно, – ответил очкарик.
– Катя! – одернула дочку ее мать.
Но Катя сказала ему в упор:
– А тогда ты зачем нам лапшу на уши вешаешь?
Под недоумевающими взглядами охранников Оксана выгребла из кухонных морозильников, рефрижераторов и кладовых все, что там было. И стала рыться в грудах пакетов и пачек замороженных бобовых супов, брокколи, картошки и прочих продуктов.
– Шо ты шукаеш? – спросила Настя.
– Гречку и овощи, – не прекращая рыться, сказала Оксана.
– У нас нэма. Навищо тоби?
– Были, я видела.
Настя кинула взгляд на сомалийцев:
– Так воны усе съели.
– Вот, овощи нашла…
Действительно, на дне рефрижератора она обнаружила несколько пакетов замороженных овощей, примерзших ко льду и покрытых ледяной коркой. И пока Настя и Лысый Раис – теперь совместно – готовили макароны, тушенные с козлятиной, Оксана отдельно, в небольшом чугунке тушила овощи.
– Я прочла, – говорила она Насте, – Ефимычу нельзя углеводы, а нужно гречку и овощи. Неужели у нас гречки нет? У тебя же были заначки.
– Так ить звери отымут… – осторожно сказала Настя.
– Дай. У меня не отнимут.
Выждав, когда Лысый отвернулся, Настя сунула руку под плиту, в один из глубоких ящиков с посудой, и достала килограммовый пакет с гречкой.
– Для сэбэ трымала. У мэнэ бабка жареной гречей уси хворобы лечила.
– Как это жареной? Гречку варят.
– Уси варят, а ты пожарь и спробуй.
Оксана открыла пакет, высыпала в сковородку.
Лысый, повернувшись, заметил это и подошел к Оксане.
– What is it? Russian rice? [6]
– Yes, рашен рис, – подтвердила Оксана. – Грязный, для бедных. Dirty, for poor people. Try. Попробуй.
Лысый попробовал, но непрожаренная гречка была еще жесткой и твердой, он даже сплюнул.
– No… I am not poor!
Тем временем наверху, в штурманском отсеке ходовой рубки Казин, явно похудевший и осунувшийся, вел очередной врачебный осмотр – сначала сомалийцам, потом своей команде. Стоя в двери ходовой рубки в очереди на медосмотр, старпом, глядя на капитана, сказал в затылок старшему механику:
– Откладывать нельзя. Посмотри на него…
– Я вижу, – сказал механик. – Завтра в обед – годится?
И когда под надзором Махмуда Казин стал слушать старшего механика стетоскопом, стармех доложил:
– Они с утра обжираются своей наркотой, а в обед – рожками с козлятиной. И кемарят…
– Дыши! Глубже! – приказал Казин. – Оружие есть?
– Есть. Трубы нарезаны, всё готово.
– Хорошо. Передай всем: завтра в обед мы их вырубаем. Следующий!
Следующей была Оксана с котелком жареной гречи.
– Что это? – удивился Казин.
Махмуд, прекратив жевать свой кат, смотрел на них испытующе.
– Это гречка, папа. Грызите, папа.
Махмуд, услышав слово «папа», успокоенно задвигал челюстями и стал набирать длинный номер на спутниковом телефоне. А Казин попробовал поджаренную гречку и с удивлением констатировал:
– А вкусно…
– Папа, еще я в справочнике прочла – вам движение нужно, зарядка.
Казин улыбнулся:
– Хорошо, дочка, слушаюсь…
– Шо цэ вона йому дала? – спросил боцман у Насти, стоя с ней в общей очереди на медосмотр.
– Та гречу… – ответила Настя.
Боцман удивился:
– Гречу? А дэ узяла?
– А я дала, со своей заначки.
Боцман глянул на нее непонимающе.
– Так шо ж я, некрещеная? – ответила Настя. – Чоловик можэ вмерты.
Между тем у Махмуда в телефоне были сплошные длинные гудки, и он показал Казину на трубку:
– Видишь? Этот британский шакал Стивенсон! Он мне не отвечает! Я уже опустился до тридцати миллионов, а он теперь не отвечает!