Я лежала и не знала, что мне делать. Прижаться к нему и обнять, но зачем? Чтобы законтачить, не порвать окончательно? Но разве, потрахав Дашку, он не должен был сам, первым подумать обо мне? Я дрожала, мне было холодно, мне нужно было надеть хотя бы носки. А он вдруг сказал: «Прекрати дрыгаться!» Я встала и ушла в другую комнату, у меня в голове был уже другой сценарий, я давала ему шанс реабилитироваться. Я думала: сейчас он пойдет за мной, потому что он меня любит. И когда он ко мне придет, я к нему повернусь, разрыдаюсь, и у нас будет бурный секс. Эта идея, что сейчас он ко мне придет и мы с ним будем ласкаться и спать вместе, дала мне какой-то глоток жизни и надежду. Пусть мне нельзя, пусть мне будет больно, я была готова перетерпеть любую боль. Потому что пережить унижение заброшенности хуже физической боли. И я знала, что как бы он ни выложился только что с Дашей, он может еще. Это неоспоримо, в то время мы каждую ночь занимались любовью дважды. И вот я лежу и жду его, секунды считаю, прислушиваюсь к каждому звуку. Но он не пришел. Более того, я вдруг услышала характерный скрип кровати. Это он снова трахал Дашу. И тогда я покусала себе руки. У меня было ощущение покруче, чем когда мой муж изменял мне с девочкой Таней. Потому что там, даже страдая на полу у соседей, я знала, у меня был Мартин в кармане — весь, от ногтей до печенок в меня влюбленный. А тут? Я кусала себе руки и просила Бога только об одном: чтобы быстрей закончилась эта ночь!
Сейчас мне так смешно! Черт подери, да пускай он хоть сотню, хоть две сотни поимеет — мне без разницы. Но тогда мне было больно и тяжело безумно. Ведь он занимался с ней любовью, а ко мне не пришел. Это закончилось где-то в три, я не спала до утра, я встала в шесть. Какого черта лежать? Я ходила по квартире, пила кофе и думала: уйти мне или остаться. Как поступают нормальные русские женщины? Впрочем, с нормальной такого бы не было. А если бы было, то не так.
Сколько случаев, когда женщина, узнав, что ее муж только посмотрел на другую женщину, хлопала дверью и уходила от него. А тут вообще Содом и Гоморра. Я, как сомнамбула, ходила по квартире и казнила себя: ты сама, сама это сделала!
Все-таки наступило утро. Проснулся Мартин и стал делать вид, что ничего не произошло. Он то целовал Дашу, то лез мне. Ситуация была натянутая, и Мартин быстренько влез в душ, а потом сразу убежал на работу. Просто бросил меня в этой ситуации, не пытаясь успокоить и не желая выбирать между мной и Дашей. Он безумно боится выбора. Он не мог сказать Даше: знаешь, ты, конечно, классная девочка, но я люблю Алену. И он не мог сказать мне: знаешь, пошла ты на фиг отсюда, я буду с ней жить. Он ничего не смог сказать. Он удрал на работу, как трусливая крыса, а меня бросил на разговор с Дашей.
Мы поговорили. Я со своей дебильной психологичностью признала, что я их сама спровоцировала. В итоге получилось, что все хороши, а одна я плоха, потому что я виновата во всем. Если бы не я, этого бы не произошло. Как здорово все повернулось! Мало того, что они трахались, а потом спали и храпели, а я это все слышала и испытывала боль и все муки ада, так к тому же я в этом и виновата! И я же готовлю Даше завтрак, даю ей свою пену для ванны, и она принимает ванну — очень чистоплотная девочка. И чистенькая и сытая уходит в свой театр на репетицию. А я в то время не работала и сидела дома. Такая новая русская была. Правда, на секцию я не пошла — не было сил. Я надела халат и, не умываясь, как бомжиха, просидела целый день в кресле. Даже по телефону никому не звонила, потому что Мартин и Даша взяли с меня обещание, что я никому об этом не расскажу. Иначе им будет стыдно. Тем паче что в Дашу влюблен Савельев, это как бы его девушка. И поскольку я очень люблю Мартина и дружу с Дашей, я дала им слово молчать.
Я сидела, как больной шизофреник, картина мира раздваивалась, рушилась. Мне даже некому было вылить свою боль и отчаяние. Не с кем было посоветоваться. Мне нужен был человек, который хотя бы выслушал меня. Этого не было. Мартин, видимо, тоже по-своему переживал, он пришел с работы, и мы попытались как-то поговорить. Я сказала, что мы с Дашей все обсудили и утрясли. Мартин очень переживал за Савельева, поскольку Даша — пассия Савельева. Наверно, он в первую очередь переживал за Савельева, потом за себя, а потом за меня. Но это не мешало ему продолжать в том же духе. Всегда, когда Даша приходила к нам, мы были втроем. Это не было совсем уж плохо. Но после всего пережитого мне не хотелось быть с Дашей. И я помню, что мы просто возились вместе, гладились, а потом Мартин вошел в меня и стал меня трахать. А я перед Дашкой испытала стыд, что он меня предпочел, я стала говорить: «Мартин, давай еще Дашу попробуй». Он пытался, но я видела, что это не для него. Секс втроем — это особое искусство делания любви, Мартину это недоступно. Если бы мне пришлось в подробностях рассказывать о сексе втроем, то это был бы рассказ не про Мартина, а про Андрея, питерского торговца наркотиками. Андрей был эстет и сладострастник, он знал, как, что, когда и кому, он получал наслаждение от секса сразу с двумя, а не по очереди то с одной, то с другой. А с Мартином это не было удовольствием. У него не было ни умения, ни такта сделать так, чтобы всем было хорошо, он просто хватался то за одну, то за другую.
Все, Николай Николаевич, больше я не припоминаю ничего болезненного из того периода моей жизни. К тому же помню, те ночи с Дашкой ушли, как тени, а все остальное было радостное, солнечное, прикольное. Я была довольна собственной жизнью. Я продолжала любить Мартина, а он продолжал меня воспевать — какая я гениальная, сексуальная и великодушная женщина. В мае ему нужно было лететь в Нью-Йорк на конференцию ООН с каким-то отчетом. Я помню, как я провожала его в аэропорт. Об этом можно было снимать фильм. Первый раз не он меня провожал, а я его. Мы стояли в очереди, и я так ревела! Я была настолько поражена, что он уезжает, это был такой надрыв — я ревела в голос, до икоты, до соплей! И очередь стала собирать мне деньги на билет. Это был нонсенс — они решили, что у нас денег не хватило на мой билет. Ко мне подходит пожилой мужчина и говорит: «Девушка, я могу вам отдать свой билет». Я не вру, Николай Николаевич, это совершенно правдивая офигительная история! Потом двое каких-то мужчин отвезли меня на машине домой. Они говорят: «Мы смотрели, как вы ревели, и решили, что либо он полный дурак, что один улетает, либо какие-то серьезные обстоятельства, кто-то умер».
И вот я сижу дома, вся зареванная и в соплях. И тут ко мне приезжает Людка со своим новым мальчиком. Год назад она вышла замуж, но не по любви, а по расчету. Она ревела тогда целую ночь, он был некрасивый, рыжий, страшный, но богатый — из новых русских. И ей казалось, что он ее безумно любит. А на самом деле он ее не любил, а тоже по расчету на ней женился. Потому что она умная, красивая, аспирантка и без пяти минут кандидат философских наук. Это тешило его плебейское самолюбие. Они развелись через полгода, сразу после ее аборта. И тут в нее влюбляется какой-то мальчик-милиционер, ему 18 лет, а ей уже 22. И начинает за ней ходить, ходить, ходить. А она не была счастлива с мужчинами, у нее было всего двое мужчин за всю жизнь. Первым был мой любовник, которого я попросила с ней переспать, потому что у нее уже был комплекс старой девы. А вторым был ее неудачный муж. И все. И она решила: раз так, то ей вообще не нужны мужчины! Но тут появляется этот мальчик, она была его первой женщиной, он за ней ходит, как привязанный. А у нее характер безумно властный. Мне, например, нужен мужчина, который умнее меня, на которого я могу положиться. А ей нужен мужчина-послушник. Но она деловая женщина, и она вдруг поняла, что любой Мужчина в принципе полигамен и что ее юному милиционеру не обойтись ею одной, рано или поздно он должен в кого-то влюбиться. Тем более что она, хотя и играла всегда роль безумно сексуальной женщины, на самом деле не очень ловка, многого не умеет, очень быстро кончает и повторно не заводится, ей одного раза вполне хватает. И вот она сообразила, что теряет его, этого юношу. Поскольку тот вдруг порозовел, расцвел и как раз в мужской возраст входит. Правда, на мой взгляд, он достаточно глуп и неинтересен. Высокий, как жердь, и прыщавый какой-то. Акселерат. Но для нее — просто находка, и она решила с ним сманипулировать. Она ему внушила, что да, он может ей изменить, но под ее контролем и по возможности при ней. И она нашла для него такой объект, то бишь меня. И что она делает? Витюша видит на улице красивую девушку, а она ему говорит: да, эта ничего, но наша Алена лучше. То есть это была такая психологическая обработка. Я говорю: «Людка, ты не глупи! Я, конечно, могу заниматься любовью втроем, но не с твоим Витюшей, в нем нет ничего, за что я могу хоть на ночь зацепиться».