Сообщение о смерти матери шокировало Виктора. Нет, все мы, конечно же, смертны, а его мать тем более была женщиной далеко не юной. Но смерть насильственная, от руки, как говорится в полицейских протоколах, «неустановленного преступника»… Это, знаете ли, слишком. Такого Зинаида Григорьевна Малышева не заслужила.

Виктор размышлял, как ему жить дальше. Понятно, что он не покончит жизнь самоубийством и не уйдет в монастырь. Но ему придется все оставшиеся дни провести в ясном и четком осознании того, что в смерти матери виноват он. Только он один, и никто другой. Ее нужно было забирать из Красногорска уже тогда, когда родился Дениска, и она была готова уйти в отставку. Но в какой-то момент именно он, сын, дал слабину. Побоялся, что, оказавшись рядом, мать начнет ломать привычный образ жизни сына. И не стал настаивать. Забери он ее тогда, прояви больше решительности – и была бы сейчас мать жива. Так что убил ее не неизвестный стрелок – ее убил он сам. Виктор Георгиевич Малышев.

Самолет остановился. Двигатели взвыли в последний раз и затихли. Все. Они на месте.

В наступившей тишине из хвоста самолета, оттуда, где находился трап, донеслись торопливые шаги. Через несколько секунд в гостиную буквально ворвался мужчина лет пятидесяти на вид. Андрей Михайлович Старостин – директор департамента безопасности концерна, собственником и руководителем которого являлся Малышев.

– Ну, что там? – При появлении начальника ДБ в салоне самолета Виктор сразу открыл глаза.

– Все готово, – коротко кивнул Старостин.

Вообще, главный «безопасник» концерна был категорически против того, чтобы его босс и работодатель летел на похороны матери.

– Поймите, Виктор Георгиевич, – убеждал он Малышева, – пока не установлен тот, кто стрелял, вы – в опасности. Убийство вашей матери может быть всего лишь уловкой, «заманухой», чтобы вытянуть вас туда, где наши позиции в области безопасности слабы, где мы не сможем обеспечить вашу личную физическую безопасность в полном объеме…

Говорил-то он вроде как все правильно, вот только Виктор Георгиевич его слова не воспринимал. Решение принято, он обязательно будет присутствовать на похоронах матери. Он обязан отдать ей последний долг – и точка.

Старостиным прорабатывался и другой вариант.

– Хорошо, – соглашался он с шефом, – вы хотите быть на похоронах. Так давайте похороним вашу маму в Москве! На хорошем кладбище, среди солидных людей…

– Она любила Красногорск… – глухо отвечал Малышев и продолжал готовиться к поездке.

В общем, все, что удалось сделать директору департамента безопасности, это отсрочить вылет Малышева на пару часов. Ну а сам Старостин с командой секьюрити прилетел сюда, в Красногорск, на два часа раньше шефа. Еще в полете договорился о том, где будет проживать Виктор, согласовал меры по обеспечению безопасности, переговорил с людьми, пользующимися немалым весом как в чиновничьей, так и в криминальной среде.

Все эти люди чуть ли не хором утверждали, что Малышеву в Красногорске ничего не угрожает, что местные акулы и волки не имеют к нему каких-то претензий или вопросов. И что если им в руки попадется стрелок, поднявший руку на мать столь уважаемого человека… Этот несчастный будет, в знак доброй воли с принимающей, так сказать, стороны, передан в департамент безопасности концерна Малышева.

Старостин всех выслушивал, со всеми соглашался, всех благодарил и… никому не верил. Поэтому отказался от любой помощи в организации безопасности Малышева, утверждая, что они в состоянии справиться собственными силами. Он не собирался допускать посторонних людей в святая святых империи.

– Все готово, – доложил он шефу. – Машины ждут у трапа.

Малышев и Вероника не спеша сошли по трапу в хвосте самолета. На земле их уже ждали. Человек шесть из команды, прилетевшей со Старостиным. Не успела нога Виктора Георгиевича коснуться земли, как его самого и жену со всех сторон взяли в плотное, непроницаемое постороннему взгляду кольцо «телки€». Так его и довели до машины. Но вместо того, чтобы юркнуть в призывно открытую дверь, Малышев у машины остановился:

– Куда мы едем?

Зная ослиное упрямство шефа в тех вопросах, которые он считал принципиальными, Старостин вынужден был доложить:

– В бывшую резиденцию местных первых секретарей – в «Кедры».

– Вероника, – легонько коснулся руки жены Виктор, – ты поезжай туда, отдохни. А мы с вами, Андрей Михайлович, должны сегодня попасть в морг.

Старостин только тяжело вздохнул. Впрочем, даже если неизвестный враг существует, то вряд ли окажется способен просчитать столь экстравагантный шаг.

– Хорошо, – кивнул он. – В морг – так в морг…

…Утром первые пришедшие на службу сотрудники областного бюро судебно-медицинской экспертизы были поражены невиданной доселе картиной. Помещение морга было заполнено крепкими молодыми людьми весьма характерной наружности. А в холодильнике, рядом с трупом убитой женщины, сидел молодой мужчина. Он просто смотрел на покойницу и держал ее за руку…

Глава 2

– Слушай, ну какого черта?! – Игорь почти орал, что, кстати, было ему несвойственно.

– Виноват, – ответил Оболенский. Правда, виноватым он никак не выглядел. Не было в его лице заметно и тени раскаяния. Обычное, ставшее уже привычным равнодушное выражение.

После скандала на месте происшествия «важняк» успел съездить домой, переодеться и, несмотря на то, что мог отдыхать после командировки, вернулся в управление.

Игорь к тому времени уже успел получить свою порцию люлей за поведение подчиненного ему офицера. «Выскочка» Михайлов очень многим в управлении не нравился. Не за какие-то конкретные слова, действия, поступки, а, как в том анекдоте, – просто не нравился, и все. Вызывал раздражение. Независимостью, уверенностью в себе, удачливостью в работе, молодостью, здоровьем. Даже рост – и тот являлся раздражающим фактором. Так что желающих «проехаться» по молодому подполковнику нашлось более чем достаточно.

– Короче, так, – отвел взгляд Михайлов. – Мне – выговор. Тебя… Пока идет служебная проверка, отстранить от должности. Имей в виду – будут тянуть на увольнение по дискредитации.

– А чего он такого особенного отчебучил? – делано удивился присутствовавший при разговоре Андрей Лунев, заместитель областного прокурора по следствию, высокий и худой до болезненности мужчина.

– Не включайте дурака, коллега, – раздраженно отмахнулся Игорь. – Вы прекрасно знаете, в чем причина скандала! Наш знаменитейший депутат, любимейшая солдатская мать, рупор, блин, демократии – лежит, знаете ли, в больнице. С отбитыми… Короче, вам по пояс будет. И чем это все закончится – хрен его душу знает!

– А кто его просил лезть не в свое дело? – глядя куда-то в пространство, спросил Оболенский непонятно у кого. – Стоял бы себе смирнехонько в сторонке, блеял бы на камеру, никто бы его и не тронул. Кому он нужен-то?