– Я больше не хочу танцевать, – тоном, не терпящим возражения, произнесла девушка.
Она настороженно оглянулась на Малахитова, но его не было за столом. Это немного ее успокоило. «Значит, он ничего не видел», – подумалось ей с облегчением.
И правда, Николай не видел обоюдное смущение Георгия и Анжелы, поскольку его отыскал адвокат Борис Семенович Борисенков и попросил уединиться с ним по срочным делам в кабинете администратора. Момент был совсем не подходящий, но Ник знал, что адвокат по пустякам его тревожить не будет. Вопросов было несколько. Первый – по поводу парня из параллельного класса, Данилы Стогова, того самого геймера, который убил свою мать и бабушку. Адвокат доложил, что психиатрическая экспертиза за признание его невменяемым обойдется в тридцать тысяч долларов и столько же потребует судья.
– Итого шестьдесят, – подытожил адвокат, выжидательно всматриваясь в Ника. – Оплачивать?
Ник всеми мыслями оставался на танцполе, где его девушка «жалась» с поповским сынком, поэтому не сразу отреагировал на вопрос.
– Дешевле не получается, экспертиза же областная, – по-своему расценил его молчание Борис Семенович. – Хорошо, что не в институте Сербского; там, в столице, его невменяемость нам в три раза дороже встала бы.
– Оплачивайте! – распорядился Малахитов. – Потом компенсируем с продажи его квартиры.
– Может не хватить, – уточнил адвокат. – У попечительского совета аппетиты раздуты до неимоверности!
– Оплачивайте, – раздраженно повторил Николай. – Геймер для нас имеет особое значение, он как флаг борьбы за права молодежи. После его оправдания…
Борисенков покачал головой, показывая свое сомнение таким приговором суда.
– Ник, все же два трупа, – произнес он, словно прося у него облегчить непосильную задачу.
– Когда добьетесь условного осуждения или, на самый худой конец, лечения в психиатрической больнице, всем пацанам станет ясно, что они у меня под надежной защитой даже при таком убийственном раскладе.
– Фролов стал проявлять чрезмерную активность, – перешел ко второму вопросу адвокат. – Как мне доложили, он оформил командировку на Украину, чтобы опросить вашу бывшую горничную…
– Софию? – удивился Малахитов. – А что она ему может сказать?
Николай задумался. Конечно, эта девка может много компрометирующих вещей рассказать Фролову. Но это ему ничем не поможет в раскрытии преступления, только создаст неприглядный портрет семейных отношений Малахитовых.
– Пусть едет, – наконец решил Николай, – а на будущее ты начальника его предупреди, что если он будет рыть не в том направлении, то у полковника начнутся неразрешимые проблемы по кредиту.
– Понял, – усмехнулся Борисенков.
– Это все? – Ник встал, намереваясь вернуться к Анжеле.
– Есть еще одна тема… – адвокат оглядел кабинет, словно опасаясь прослушки. – После съезда мы вскрыли ящик, и в нем почти половина заявлений на устранение родителей.
– Ну это же класс! – Малахитов подпрыгнул на месте, не скрывая своей радости. – Я и не надеялся, что съезд так кардинально изменит ситуацию. Значит, революция началась!
Николай обратил внимание на озабоченность Борисенкова.
– Ты чего такой хмурый? Ты же с каждого ликвидационного дела гонорар за юридическое сопровождение получаешь. Прикинь, сколько тебе денег сейчас обломится!..
– Ты не понимаешь, Ники, заявлений очень много, – пытался донести свою мысль адвокат. – Кроме того, с просьбой о ликвидации обратились некоторые дети наших партнеров по бизнесу. Вот!
Он наконец выдавил из себя, чем был вызван его неожиданный приход. Оказалось, что ликвидацию своей матери заказала дочь начальника управления опеки и попечительства, и судьба ничего не подозревающей Анны Никитичны Седовой должна решиться здесь и сейчас. Кроме нее, еще с десяток родителей – судей, прокуроров, руководителей города, входящих в состав лояльных Малахитову и его движению, – попали в схожую ситуацию.
– Глупцы, – недовольно поморщился Николай, взвешивая все «за» и «против» по вопросу о ликвидации, и непонятно, кого он имел в виду.
– Я бы воздержался от поспешных выводов и решений, – осторожно предложил Борисенков.
– А я бы хотел увидеть их глупые рожи, когда им станет известно, что их «заказали» собственные детки, – оскалился в недоброй ухмылке Малахитов. – Опять же, у них одни проколы и нарекания…
Борисенкову стало немного не по себе от его искренности, но он не подал виду.
– На место Седовой и других нужно еще найти людей, – внимательно следя за собеседником, начал доводить свое мнение адвокат. – Потом, как новенькие воспримут наши цели? Этот процесс может занять много времени и непременно вызовет перебои в нашей отлаженной системе взаимовыгодных связей с властью.
– Да ладно краснобайствовать, – нахмурил брови Ник, хотя по интонации было уже видно, что он «сбавил обороты». – Систему ломать не будем, но отреагировать по менее жесткой схеме все равно придется. Иначе будет подорвано основное достоинство нашего движения – реагирование на заявление и неотвратимость наказания.
– Ну, тогда у меня все, – облегченно вымолвил адвокат, который до последнего не был уверен, что чиновницу и других важных персон минует участь простых обывателей.
– Ты, Борис, я слышал, жениться собрался? – неожиданно спросил Николай.
– Да, как раз пишу приглашения на свадьбу, и ты у меня самый почетный гость, – вспомнил про приближение приятного события адвокат.
– Хорошо, буду, и не один, а со своей девушкой, – улыбнулся Ник, но потом опять переменился в лице и добавил: – Ты только не торопись детей заводить. По крайней мере, пока со мной работаешь.
– До школы дети не опасны, – Борисенков вымученно улыбнулся, пытаясь подыграть своему шефу, – пока заявление написать не могут.
– А потом? – прищурился Николай, вглядываясь в адвоката. – Уедешь в другую часть страны? А если уезжать будет некуда? Если по всей стране наш порядок установлен будет?
– Сдам тогда в детский дом, – неожиданно парировал Борисенков.
– Выкрутился, – заржал Ник, показывая, что это была всего лишь шутка. – Недаром я тебе плачу.
Он снова вспомнил про оставленную Анжелу и остановил пытающегося поскорее улизнуть Борисенкова.
– Есть еще одно дело для тебя: нужно мать моей девушки в дурдом определить, – сказал он напоследок своему адвокату.
В здании, где расположился городской отдел по борьбе с незаконным оборотом наркотиков, в кабинете начальника, несмотря на позднее время, горел свет. Кузьма Сергеевич Обносов уютно развалился в кожаном кресле, смакуя дорогой фирменный армянский коньяк, который ереванские коллеги прислали его брату Илье Сергеевичу Степанкову. Они были сводными братьями по отцу, но поскольку походили на своих матерей, то между ними не было никакого внешнего сходства. Их объединяло не отчество и не общая могила умершего отца. Больше всего их роднили жажда денег и чрезмерные амбиции. Обносов был старшим братом и поэтому помогал младшему в карьере. Так, после исчезновения Малахитовых, именно Обносов воспользовался связями мэра и деньгами от наркотрафика, чтобы обеспечить своему брату карьерный взлет с должности обыкновенного опера в кресло начальника отдела. Правда, помощь эта не была бескорыстной.