– Я очень рад, что вы не получили серьезных ранений. Я… я даже не знаю вашего имени.
– Арета, – сказала она. – Зовите меня Арета.
Ее низкий, слегка вибрирующий голос, совершенно лишенный высоких, пронзительных нот, показался мне удивительно женственным и, на мой взгляд, абсолютно соответствовал ее облику.
Она не спросила моего имени, бросила на меня холодный, внимательный взгляд, словно ожидая услышать от меня что-то. Нечто чрезвычайно важное.
Я почувствовал себя несколько неловко и, кроме того, был совершенно сбит с толку.
– Вы не знаете, кто я такая, не так ли? – спросила она.
Во рту у меня стало сухо.
– Откуда мне знать?
– Значит, вы ничего не помните?
«Что я должен помнить?» – хотелось мне спросить ее. Но вместо этого я лишь отрицательно покачал головой.
Она слегка приподнялась на постели и взяла меня за руку. Ее холодные пальцы успокаивающе поглаживали мою руку.
– Ничего страшного, – сказала она негромко. – Я помогу вам. Для этого я и нахожусь здесь.
– Помочь мне? – Мне показалось, что я схожу с ума. Что она хотела этим сказать?
– Вы помните двух мужчин, сидевших сегодня днем у стойки бара?
– Златокудрый красавчик?.. – Портрет неизвестного мгновенно предстал перед моими глазами.
– И еще второй. Темноволосый. – Лицо Ареты стало серьезным. – Вы помните его?
– Да.
– Но не помните, кто они такие?
– Как я могу вспомнить то, чего не знаю?
– Вы должны вспомнить! – Ее пальцы повелительно сжали мою руку. – Это чрезвычайно важно.
– Но я не знаю, кто они такие. Я их никогда не видел до сегодняшнего дня.
Ее голова бессильно упала на подушку.
– Вы раз уже видели их. Так же, как и я. Но сейчас вы не можете помнить об этом.
За моей спиной я услышал характерный звук шагов возвращавшейся медсестры.
– Все это очень странно, – пробормотал я. – Вы можете мне сказать, почему в ресторан бросили бомбу? Чья это работа?
– Это как раз несущественно. Я нахожусь здесь для того, чтобы помочь вам вспомнить свое предназначение. То, что произошло сегодня днем, не более чем тривиальный эпизод.
– Тривиальный? Хорошенькие дела! Четыре человека убиты!
Свистящий шепот прервал наш разговор.
– Свидание окончено, сэр. Пациентка нуждается в отдыхе.
– Но…
– Она нуждается в отдыхе!
Арета улыбнулась:
– Все в порядке. Вы можете вернуться завтра утром. Тогда я и расскажу вам обо всем.
Я пожелал ей доброй ночи и неохотно покинул палату…
Медленно пробираясь сквозь лабиринт больничных коридоров, я почти не обращал внимания на людей, сновавших вокруг меня, как муравьи в растревоженном муравейнике. Их собственные истории, утраты и боль были не менее далеки от меня, чем самые удаленные звезды.
Информация, полученная от Ареты, заставляла мой мозг работать с удвоенной силой и одновременно причиняла мне танталовы муки ввиду очевидной невозможности получить немедленный ответ на интересующие меня вопросы.
Арета знала меня! Мы встречались и раньше. Я должен вспомнить ее и двух мужчин, находившихся вместе с нами в ресторане. Но, увы, в моей памяти было так же пусто, как на потемневшем экране выключенного компьютера.
К тому времени как я спустился в вестибюль и вышел на улицу, я уже принял решение. Вместо того чтобы отправиться прямо домой, я дал водителю такси адрес моего офиса, где хранилось мое персональное досье.
Общие данные были мне хорошо известны и не представляли для меня особого интереса.
Имя – Джон Г.О'Райан. Год, место рождения…
Правда, и эти стандартные сведения порой заставляли меня чувствовать себя слегка не в своей тарелке, как будто мое имя принадлежало не мне, а совсем другому человеку.
Джон О'Райан?
Что-то в этом было не так.
Я – глава отдела маркетинговых исследований корпорации «Континентал Электронике», международной фирмы, производящей лазеры и другое высокотехнологическое оборудование. Мне тридцать шесть лет. Но, странное дело, я всегда чувствовал себя моложе…
Всегда ли?
Я попытался припомнить тот день, когда мне исполнилось тридцать лет, и испытал неприятный шок, выяснив, что он совершенно выпал из моей памяти. Зато свое тридцатитрехлетие я помнил до мельчайших подробностей. Этот вечер я провел с Адриенной, личным секретарем моего босса. Удивительный, незабываемый вечер. К сожалению, несколько недель спустя Адриенна была переведена в наш Лондонский филиал, с тех пор я, похоже, все свое время посвящал только компьютерам и моей работе.
Я попытался припомнить лицо Адриенны и снова не смог этого сделать. Мои воспоминания ограничивались темными волосами, сильным, податливым телом и блестящими серыми глазами.
То, что произошло со мной до этого дня, совершенно сгладилось в моей памяти. Я пытался сконцентрироваться на этой теме до тех пор, пока мускулы моего лица не заболели от напряжения, но все было тщетно.
Относительно всего того, что произошло ранее этой даты, в моей памяти был полный провал. Я не мог вспомнить своих родителей. У меня не сохранилось абсолютно никаких воспоминаний о моем детстве. Выяснилось даже то, что у меня нет ни друзей, ни даже просто знакомых за пределами узкого круга сотрудников моего отдела.
Я сидел весь в холодном поту.
«Кто же я такой? Почему это произошло именно со мной?»
Я проторчал в своем маленьком, оборудованном всеми атрибутами современной техники кабинете до позднего вечера, пока сумерки за окном не сменились чернильной темнотой ночи. Я сидел в полном одиночестве за полированным столом из бразильского красного дерева и тупо смотрел на экран персонального компьютера, на котором мелькали сведения о моей собственной биографии.
Имена. Даты. Названия школ и колледжей, где я учился. Ни одно из них ничего не говорило мне и не вызывало ни малейшего отклика в моей памяти.
Я поднял глаза на полированное хромированное зеркало, висевшее напротив моего стола. Джон Г.О'Райан собственной персоной смотрел на меня с противоположной стены. Незнакомец, с густыми темными волосами и ничем не примечательным лицом, единственной отличительной особенностью которого было разве что слабое сходство с чертами лиц представителей народов, населяющих Средиземноморье. Еще сравнительно молодой человек, чуть ниже шести футов ростом, с хорошо развитой фигурой, одетый в характерную униформу преуспевающего администратора: темно-синюю тройку, светлую рубашку и аккуратно завязанный темно-бордовый галстук.