До монгольского нашествия Персия и земли, лежавшие между Тигром и Евфратом, были, пожалуй, наиболее населенными и цветущими на всей территории планеты. Ирригационные каналы, построенные еще во времена Гильгамеша, сделали Вавилон, а позднее Багдад центрами мировой цивилизации, что бы ни думали о себе высокомерные китайцы. Там, где проходили монголы, оставались только руины городов, пересохшие каналы и вытоптанные поля, на которых трудились жалкие остатки некогда могучих народов. Потребовались столетия, чтобы вернуть этим землям хотя бы часть их былого великолепия.
Сейчас перед войсками Субудая лежала практически не защищенная Европа. Участь государств Ближнего Востока еще ожидала Польшу, Германию, Балканские страны. Может быть, Италии, защищенной Альпами, удастся избежать этой страшной судьбы, но я сомневался и в этом. Воинов, сумевших преодолеть Крышу Мира, скорее всего не остановят вершины, не сумевшие оградить Древний Рим от солдат Ганнибала. Италия и Греция, и другие цветы средиземноморской цивилизации также будут безжалостно растоптаны копытами монгольских коней.
И в том, что произойдет эта трагедия, была прежде всего моя вина. Ариман имел право торжествовать.
Я попытался рассказать Агле о страшной опасности, нависшей над миром, но она просто не могла оценить всю сложность создавшейся ситуации. Несколько часов подряд мы просидели в нашей маленькой хижине, пока я рассказывал ей об Аримане и Ормузде, о других жизнях, в которых нам довелось встречаться, о титанической борьбе между силами Света и Тьмы, которая продолжалась уже много тысячелетий.
– Ариман собирается уничтожить сам пространственно-временной континуум, – заключил я громко, словно разговор на повышенных тонах мог помочь ей лучше оценить всю важность моих слов.
Агла терпеливо выслушала меня до конца, но боюсь, что это было единственным достижением, которым я мог похвастаться. Она добросовестно старалась понять меня. И хотя Агла сама жила в двадцатом столетии, возможно, и в других временах, она восприняла очень немногое из моих объяснений. В данной инкарнации она была не более чем простодушной дочерью тринадцатого столетия.
– Ариман – черный колдун, – высказала она свою точку зрения, – и в его власти показать тебе прошлое и будущее.
– Но он показал мне, что произошло только сегодня, – запротестовал я, – и не просто показал. Мы действительно были там, в тысячах миль отсюда.
– Ты ни на секунду не покидал меня, – возразила она со слабой улыбкой.
– Говорю тебе, все это произошло на самом деле. Просто время текло для нас с разной скоростью. Для тебя прошло одно мгновение, а я прожил почти двадцать часов на равнинах Венгрии.
– Тебе это только показалось. Он великий волшебник, и в его власти заставить тебя поверить во все, что угодно.
Мне не оставалось ничего другого, как согласиться с ней и прекратить бесполезный разговор.
Этой ночью мы особенно увлеченно занимались любовью, так как оба опасались, что больше нам никогда не представится такой возможности. Я уснул только под утро.
Мне приснился Ормузд, облаченный в золотые доспехи, верхом на золотом коне. Он ехал по тропинке по весеннему лесу. Ярко сияло солнце, и на голубом небе не было видно ни облачка. Но постепенно лес становился все гуще, а небо заволокли тяжелые тучи, закрывавшие солнце. Я уже знал, что должно произойти, и хотел крикнуть, чтобы предупредить Ормузда, но не мог издать ни звука. Мое тело и язык были парализованы, и я мог только наблюдать, как маленькие злобные рептилии выползли на тропинку перед конем Ормузда и, мгновенно преобразившись в монгольских воинов, набросились на него. Стащив бога Света и Истины с коня, они начали рубить его кривыми саблями.
– Орион, помоги мне, – прозвучал в моих ушах далекий голос истекавшего кровью Ормузда. – Где ты, Орион? Спаси меня!
Внезапно свет померк и могильный холод охватил мое тело. Я очутился в безжизненной и пугающей пустоте. И хотя я не мог этого видеть, я понимал, что в то же самое мгновение Земля и вместе с нею человечество прекратили свое существование.
Я проснулся в холодном поту и присел на своей подстилке. Агла мирно спала рядом, безразличная ко всем катаклизмам мироздания.
«Думай, Орион, думай, – приказал я себе. – Как ты можешь победить Аримана, если даже не понимаешь его замыслов?»
Я закрыл глаза и попытался проанализировать известные мне факты.
Ариман намеревался уничтожить связь времени и пространства, нарушить его континуум и тем самым потрясти основы вселенной. По его словам, некогда люди уничтожили его народ, и теперь он был готов сокрушить человечество, а тем самым победить и Ормузда, которого называл нашим создателем. Многого я не знал, а еще больше не понимал. Я раздраженно потряс головой, пытаясь сообразить, каким образом я могу добраться до Ормузда и попросить его сообщить мне дополнительную информацию. Впрочем, я подсознательно понимал, что любая подобная попытка заранее обречена на провал. Очевидно, Ормузд полагал, что я уже знаю достаточно для успешного осуществления своей миссии. Он направил меня в эту точку времени и пространства, не только воссоздав все мои прежние способности, но и позаботившись о том, чтобы я узнал монгольский язык. Более того, он послал со мной Аглу в образе простосердечной туземной девушки, очевидно, для того, чтобы она служила мне проводником в чуждом мне мире, посредником между мною и людьми тринадцатого столетия. Это и было ее истинным предназначением, точно так же, как назначение Ареты было пробудить мои воспоминания и направить меня на поиски Аримана.
Очевидно также, что Угэдэй был ключом к разрешению всей проблемы. Когда монгольские воины схватили меня, я по какому-то наитию объявил им, что являюсь послом к Великому хану. Кто, кроме Ормузда, мог вложить мне в голову эту мысль? Так или иначе, но я был совершенно убежден, что теперь все зависело от моей личной встречи с Великим ханом.
Когда лучи солнца пробились сквозь узкое оконце и осветили наше скромное жилище, я уже принял твердое решение немедленно встретиться с Елю Чуцаем и испросить для меня аудиенции у Великого хана. Агла отправилась вместе со мной. Одетая в традиционную одежду монгольской женщины, чувствительная к малейшим нюансам поведения своих соплеменников, она должна была послужить мне своеобразным компасом в этом мире, который без ее помощи я вряд ли мог бы понять. Но помимо этого, она была еще женщиной, которую я любил и не желал оставлять одну, чтобы в случае необходимости оградить ее от козней Аримана и других возможных опасностей.
Нам потребовалась большая часть утра, чтобы убедить суровых стражей и приторно сладкоречивого китайского чиновника в необходимости моей срочной встречи с Главным советником Великого хана. В конце концов мы были допущены в маленький шатер, стоявший рядом с роскошным жилищем Угэдэя. Обстановка внутри шатра оказалась куда более роскошной, чем можно было предположить, глядя на него снаружи. Пол был сплошь покрыт великолепным персидским ковром, а вдоль стен стояли предметы традиционной китайской мебели, богато инкрустированные золотом и слоновой костью. Елю Чуцай появился из-за ширмы черного дерева, двигаясь, по обыкновению, грациозно и беззвучно, и уселся на мягкий стул у длинного стола, заваленного рукописями и картами. Улыбнувшись, он предложил нам присесть на два небольших стула, стоявших поблизости от его собственного. После обмена несколькими вежливыми, но ничего не значащими фразами он поинтересовался целью моего визита.