— Как здоровье? — тут же справился руководитель тайной организации по борьбе с коррупцией и присел на край кровати.
— Хреново, — не стал скрывать Ларин и добавил: — Но вполне терпимо. А вот ваше здоровье я бы поберег, — кивнул он на чашку.
— Распереживался за тебя, вот и решил нервы успокоить, — Дугин посмотрел на наручные часы. — Я буквально на минутку к тебе забежал — спешу. Так что давай перейдем к делу…
— Погодите. Павел Игнатьевич, — остановил его Андрей. — Может, объясните, что со мной произошло? И где, в конце концов. Митяев?
— В реанимации, состояние критическое. Но будем надеяться, что очухается. Не хотелось бы такого ценного свидетеля терять. А что с тобой произошло — не знаю. Я только со слов наших ребят из «Скорой» могу сказать. Говорят, когда в квартиру забежали, увидели, что ты без сознания в прихожей лежишь, в плечо ранен и почему-то сковородку в руке держишь. Пальцы не разжать. А Марат Сергеевич на кухне в луже крови валяется. Одна часть бригады здесь осталась, пулю из тебя доставать. А другая Митяева в больницу повезла. Ну, а потом и я приехал, — пояснил Дугин.
Голова еще больше разболелась. Но Ларин спустил ноги с кровати и даже попытался встать. Правда, тут же бросил эту затею, так как мгновенно потемнело в глазах, в висках застучало. Пришлось вновь прилечь, чтобы не потерять сознание второй раз за день.
— Ты куда собрался? — как-то уж совсем грустно поинтересовался Павел Игнатьевич.
— Некогда валяться. Работать надо. Погорелову спасать. Времени-то в обрез осталось, — упрямо сказал Андрей, который был даже не в силах оторвать голову от подушки.
— А чего работать? — вздохнул Дугин. — Мы проиграли. Седых, в смысле Пономарев, у них. На Лидию Федоровну надавили, пригрозив отобрать ребенка, и она готова оклеветать себя в суде. И даже подсаженная к ней в камеру СИЗО Лора не может ничего с этим поделать.
— Мало того, что Седых у них в руках, он уже мертв. По крайней мере, мне так сказал Митяев, — дополнил неутешительную речь Павла Игнатьевича Ларин.
— Тем более, — обреченно махнул рукой руководитель антикоррупционной организации.
— И неужели мы сдадимся? — сжал пальцы в кулак Андрей. — Неужели все это было напрасно? Ведь наверняка можно что-то придумать. Нельзя же сидеть сложа руки.
Отпив из чашки остывший кофе. Дугин поднялся и, сгорбившись, зашагал к двери.
— Быстрее поправляйся, — бросил он, прежде чем выйти из комнаты.
Тускло горели фонари. Сильный ветер гнал по пустынным ночным улицам не убранный дворниками мусор. Редкие прохожие, засидевшиеся допоздна в офисах, спешили домой, чтобы побыстрее оказаться в тепле.
И лишь возле круглосуточного супермаркета наблюдалось некое оживление. На стоянке у магазина то и дело останавливались такси, из которых высыпали шумные компании подвыпивших молодых людей, которые затаривались водкой, пивком, вновь залезали в машины и катили «голливудить» в ночь. Тут же около входа в «ночник» ошивался колоритный бомж в продырявленной ковбойской шляпе, футболке, рваных джинсах и кедах, которые он купил за бесценок в одном из секондов Москвы. Он периодически цеплялся к людям с просьбой дать ему немного денег на бухло. Кто-то посылал его в одно известное всем место. Кто-то брезгливо доставал из заднего кармана помятую десятку. Так или иначе, но за час дежурства перед супермаркетом бомжара уже насобирал на пузырь. Но покидать хлебную «точку» не спешил, хоть и трубы горели. Ему нужно было наскрести еще и на закуску, ведь не жрал он с самого утра. А выпитое на голодный желудок спиртное могло тут же попроситься наружу.
Переводить продукт попусту он не любил.
— Парень, помоги чем можешь, — бросился он наперерез длинноволосому юноше, катящему перед собой груженную шампанским тележку.
— Отвали, мужик, — окрысился тот. — Работать надо!
— Тебе что, жалко копейку дать? — не унимался бомж. — Вон сколько бухла накупил!
— Слушай, не жужжи над ухом, — парень открыл багажник и принялся перекладывать в него одну за другой зеленые бутылки сухого и полусладкого.
Но колоритный тип не отставал, крутился у него за спиной и приговаривал:
— Ну, выручи, а? Тебе что, впадлу?
Парень уже начинал терять терпение.
— Ты нарываешься, — предупредил он приставучего мужика.
— Земеля, ну дай хоть двадцатку, — пропустив замечание мимо ушей, продолжал умолять бомж.
И тут парень, развернувшись, врезал ему кулаком в нос. Несильно, а так, для «профилактики», чтобы понял — если не угомонится и не отцепится, то последствия могут быть куда плачевнее.
Поняв «намек», бомж, шмыгнув носом, побрел прочь, бормоча на ходу:
— Не люди, а звери какие-то. Куда страна катится?
На стоянку перед круглосуточным супермаркетом заехал «Хаммер». Полированные литые диски, тонированные стекла, тюнингованный капот. Из машины выбрались типичные представители так называемой «золотой молодежи». Эдакий «гламурный подонок» с модной «чиксой» и двумя разодетыми в дизайнерское тряпье «кошелками». Троица, хихикая и подкалывая друг друга, направилась к «ночнику».
Бомж, воспряв духом, бросился за ними следом.
— Люди добрые, помогите голодающему, век благодарен буду, — затараторил он.
Надушенные дорогой парфюмерией девицы поморщили носы, учуяв тошнотворный запах мочи, исходивший от асоциального элемента.
— Фил, дай ты ему бабла, иначе не отстанет, — толкнула в бок «гламурного подонка» одна из них.
— Реально, не отстанет же, — вторила ей другая.
Тот, кого назвали Филом, не глядя, запустил пальцы в толстый бумажник и швырнул за спину веер мелких купюр. Бомж поймал одну из них в полете, другие спланировали на асфальт.
— Спасибо… здоровья… счастья вам и долгих лет жизни, — ползая на карачках и собирая деньги, радостно кричал им вслед счастливый бомж.
Представители «золотой молодежи» даже не обернулись — скрылись за раздвижными стеклянными дверями «ночника». А бездомный, присев на бордюр, стал подбивать «улов».
— Сто… двести… триста… — хрустел он новенькими банкнотами, от которых еще пахло типографской краской. — Почти тысяча набралась! Все, решено. Устрою себе праздник.
Чуть ли не пританцовывая, бомж заспешил к круглосуточному супермаркету. А через десять минут вышел из него с пухлым пакетом, в котором лежало три бутылки самой дешевой водки, пара пачек сигарет, блок спичек, палка колбасы, лаваш и консервы. Напевая себе под нос какую-то веселую песенку, он побрел темной улицей в свое пристанище, оборудованное в отданном под снос старом доме.
Настроение у бомжа поднялось настолько, что он был готов целовать каждого встречного. Вот только прохожих на улице не наблюдалось. Но, если бы они и были, то вряд ли кто-нибудь из них захотел оказаться в объятиях зловонного асоциального элемента, от которого за версту несло мочой и еще хрен знает чем.