Настоящая любовь или Жизнь как роман | Страница: 35

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

АДАМ (Врангелю, глядя на погрузившихся в перекладную телегу Исаевых). Как хочесс, балин, а токо ехать на носсь глядя отни идиоты могут…


ВРАНГЕЛЬ (негромко). Цыть! Езжай впереди них!


АДАМ. Так ить на дологе бандиты в кассдом лесу…


ВРАНГЕЛЬ. Молчи, говорю! Езжай!


Адам щелкает вожжами, конь трогает, Достоевский на ходу запрыгивает в тарантас Врангеля, и тарантас катит впереди телеги Исаевых…


Исаевы в телеге следуют за тарантасом.

Окраина Семипалатинска. Тот же вечер (продолжение)

Тарантас Врангеля и телега Исаевых катят по окраине Семипалатинска. Но при выезде из города тарантас Врангеля сворачивает вбок.


ИСАЕВ (из телеги, кричит). Барон! Барон! Вы куда?


ВРАНГЕЛЬ (высовываясь из тарантаса). Ко мне! Шампанского на посошок!


Исаев обрадованно поворачивается к жене.


ИСАЕВ. Ну? Видишь, как меня уважают?


Мария смотрит на него и отворачивается.


Тарантас Врангеля, а за ним и телега с Исаевыми въезжают в распахнутые ворота большого купеческого дома, который снимает Врангель. За домом — сад и оранжерея.

Дом, сад и оранжерея Врангеля. Тот же вечер (продолжение)

Хлопает пробкой бутылка шампанского… Врангель, хохоча, наливает шампанское в бокал Исаеву, они чокаются и пьют… И снова стреляет пробкой шампанское… Исаев уже пьет из горлышка…


Врангель играет на фортепиано «Собачий вальс», Исаев продолжает пить…


ГОЛОС ВРАНГЕЛЯ (за кадром). Желая доставить Достоевскому возможность на прощание поворковать с Марией Дмитриевной, я здорово накатал шампанским ее муженька. Он был в полном моем распоряжении…


Достоевский и Мария выходят из дома в сад.


ГОЛОС ВРАНГЕЛЯ (продолжает).…И скоро заснул как убитый. Паша, их семилетний сын, тоже спал…


Врангель укладывает пьяного Исаева на диван… Мальчика, спящего в кресле, укрывает пледом…


Адам зажигает свечи, вопросительно смотрит на хозяина.


ВРАНГЕЛЬ. Распрягай и иди спать.


Адам понимающе кивает и уходит.


Врангель с бутылкой коньяку и бокалом садится у окна, выходящего в сад, на оранжерею.


За окнами оранжереи горит свеча, отбрасывая на стекла тени Достоевского и Марии.


Тень Достоевского пламенно размахивает руками…


Сидя в доме, в глубоком кресле, и глядя на эти окна оранжереи, Врангель наливает себе коньяк в бокал и поднимает руку с бокалом.


ВРАНГЕЛЬ. К делу, Федор Михайлович! К делу!


Пьет коньяк и закрывает глаза, засыпая.

Сад и оранжерея. Раннее утро

На рассвете Достоевский и Мария выходят из оранжереи. Достоевский, размахивая руками, продолжает что-то пламенно говорить.


Сонный и пьяный Исаев уже сидит в тарантасе Врангеля, тут же спит и семилетний Павлик.


Мария, пряча глаза от Врангеля, забирается в свою телегу.


ВРАНГЕЛЬ (Достоевскому). Ну как? Можем ехать?


ДОСТОЕВСКИЙ (интимно). Да, купидон. Я получил от нее доказательства ее любви.


ВРАНГЕЛЬ (с сарказмом). Поцелуй, что-ли? (Трогает Адама за плечо). Пошел!


Адам щелкает вожжами, трогая тарантас. Достоевский спешит в телегу к Марии, берется за вожжи, и телега вслед за тарантасом Врангеля выезжает со двора…

Дорога в сосновом бору. Рассвет

Тарантас Врангеля и телега со скарбом Исаевых катят по дороге через густой сосновый бор… Мягкий рассвет пробивается сквозь листву… Воздух пронизан первыми солнечными лучами…


На очередном повороте дороги тарантас и телега останавливаются… Врангель и Адам перетаскивают пьяного, сонного Исаева из своего тарантаса в телегу. Исаев, улегшись в телеге, немедленно начинает храпеть… рядом с ним Достоевский укладывает спящего Павлика и подходит к Марии, обнимает ее…


Так, обнявшись и прильнув друг к другу телами, они стоят у телеги.


За кадром звучит ноктюрн Глинки.


Фыркает лошадь…


Бьет копытом конь Врангеля…


Мария, прослезившись, отторгается от Достоевского, залезает в телегу, берет в руки вожжи и трогает лошадей.


Дернули лошади, тронулась телега, поднялись клубы пыли…


И вот уже еле виднеются на лесной дороге повозка и ее седоки, затихает почтовый колокольчик…


А Достоевский все стоит как вкопанный, безмолвный, смотрит ей вслед, и слезы катятся по его щекам…


ВРАНГЕЛЬ (огорченно). Эх, Федор Михайлович! Какой вы романтик, право…

Семипалатинск. Гроза

Гром пушечными залпами раскалывает сухой воздух над городом…


Молнии чертят темное небо и бьют в Иртыш…


Ливень загоняет собак под крыльцо и укладывает верблюдов на землю…

Кабинет Врангеля. Гроза за окном (продолжение)

ДОСТОЕВСКИЙ (в отчаянии, яростно шагая по кабинету). Мне нужно, нужно вырваться из моего состояния невольника! Любыми путями! Хоть до императора дойти!..


ВРАНГЕЛЬ. Как же вы до него дойдете? Вы ссыльный, сосланный.


ДОСТОЕВСКИЙ (с мукой). Не знаю! Но ведь читали же при дворе моих «Бедных людей»! (Неожиданно подходит к окну, распахивает его и, высовываясь наружу, кричит в небо.) Боже! Господи Иисусе! Да помоги ты мне! Разве не искупил я каторгой грехи свои?


Тотчас, словно в ответ на этот крик, прекращается гроза — нет больше ни молний, ни грома, разом затихает и дождь, и в небе, разрывая сплошной полог фиолетовых туч, вдруг пробивается солнце.


Достоевский в оторопи смотрит на Врангеля.


Врангель, в изумлении поглядев на столь неожиданно воссиявшее солнце, крестится.

Берег Иртыша. Теплое осеннее утро, солнечно

Под звуки горна на высоком берегу Иртыша поднимается по флагштоку российский флаг…


Вокруг флагштока в единственном сквере города идет всенародное гулянье, весь берег реки усеян тысячной оживленной толпой в разноцветных одеяниях; очень эффектно выделяются наряды татарских и киргизских женщин. Все двигаются, смеются, шумят, гул стоит от человеческих голосов. Многие угощаются, щелкают орехи, едят урюк, кишмиш. Настроение у всех очень приподнятое…