– А как он оказался в нашей службе?
– Успел перейти в шестое управление перед самым размежеванием в восемьдесят девятом году [1] . Ну а потом остался в нашей службе. Я него прекрасная память, а в начале девяностых по приказу Баранникова он восстанавливал списки «ликвидаторов» для Управления по борьбе с организованной преступностью.
– Зачем они ему были нужны?
– Я нас были большие опасения, что среди киллеров, работающих в столице, есть профессионалы, которые раньше служили в КГБ или ГРУ. Мы проверяли тогда всех спецназовцев, особенно тех, кто остался в других республиках. Тогда мы более тесно сотрудничали со Службой разведки и смогли составить свой список людей, которые вызывали у нас особое беспокойство. Конечно, тогда они нам помогли. Вообще, в те годы они боялись, что рано или поздно доберутся и до них. Так что охотно шли на сотрудничество с нашей службой. Это потом они осмелели настолько, что перестали считаться с кем бы то ни было. Кстати, тот список оказался весьма впечатляющим, и двоих профессионалов мы благодаря ему вычислили.
– Что с ними стало?
– Их убрали, – спокойно сообщил Потапов. – Не могли же мы позволить прокуратуре арестовать «ликвидаторов» и объявить на весь мир, что бывшие сотрудники КГБ превратились в профессиональных убийц. Одного убрали мы, второго – служба разведки.
– Понятно, понятно, – нахмурился директор, – и что говорит ваш Кучинский?
– Он уверяет, что в представленном списке отсутствуют несколько наиболее перспективных кандидатов на разговор с Лосякиным. Более того, судя по его данным, там не хватает самых опасных и самых грамотных «ликвидаторов».
– Вы считаете, что в СВР намеренно не дали нам эти фамилии? – у директора начал пробуждаться интерес к жизни. Он взглянул на своего заместителя гораздо более живыми глазами.
– Факты говорят сами за себя. По каким-то причинам они не дали всего списка. Возможно, что Лосякин передавал деньги человеку, которого смогли вычислить в СВР.
– Тогда получается, что они замешаны в этом деле, – ошеломленно предположил директор ФСБ. – Вы понимаете, что говорите?
– Они утаили от нас некоторые фамилии, – упрямо повторил Потапов, – я лишь сообщаю вам факты. В нашем Управлении по борьбе с организованной преступностью есть еще три фамилии, которых нет в списке СВР. Двое из них в России, один в Германии. Отсюда мы делаем вывод: либо они не хотят, чтобы мы вычислили этого «ликвидатора», либо намеренно его скрывают.
– Что говорит Кучинский?
– Я него другое мнение, – признался Потапов, – он считает, что три фамилии, которые отсутствуют в списке СВР, это особо засекреченные «ликвидаторы», о которых служба разведки намеренно не собирается нам сообщать. Подполковник полагает, что они сами решили провести проверку и выяснить, мог ли кто-нибудь из этих троих быть собеседником Лосякина. Возможно даже, что их не трое, а больше.
– Тогда получается, что они обо всем знают.
– Да. Если Кучинский прав, значит – они обо всем знают.
– Только этого нам не хватало. – Директор встал со своего кресла, прошелся по кабинету. Потапов молча следил, как он ходит из стороны в сторону. Было очевидно, что хозяин кабинета испытывал целую гамму противоречивых чувств. Походив, директор наконец успокоился и снова сел в кресло.
– Вы знаете, какое сейчас сложное положение, – устало сказал он. – Президент серьезно болен, а наш Премьер может не удержаться. И тогда реальными кандидатами в Президенты станут совсем другие люди. Их негативное к нам отношение вам, полагаю, известно.
Потапов молчал. Он понимал, о чем говорит его руководитель. Но предпочитал молчать, слушая своего собеседника.
– Возможно, что Лосякин был связан с оппозицией, – продолжал директор, – возможно, что его самого купили. Я всегда знал о связях Лосякина с некоторыми известными людьми. Но до поры до времени закрывал на это глаза. Если наши предположения верны, то получается, что Лосякин вел переговоры с профессиональным убийцей, передавая ему заказ на ликвидацию конкретного человека. А Служба внешней разведки знает об этом заказе и об этом убийце и сознательно вводит нас в заблуждение, не позволяя нам добраться до «ликвидатора». Тогда получается, что и руководство СВР, и покойный Кирилл Сергеевич работали на конкретных заказчиков.
– Я думал, у Лосякина была другая политическая ориентация, – пробормотал Потапов.
– Это вам не сексуальная ориентация, которую не меняют, – отмахнулся директор, – политическую ориентацию можно менять много раз. Получается, что Лосякин вовремя почувствовал, куда дует ветер, и выбрал себе новых друзей. Тогда главный удар будет направлен либо против нынешнего Премьера, либо против его первого заместителя.
– Это пока только наши предположения, – осторожно заметил Потапов, – возможно, речь шла о другом человеке, который потенциально не менее опасен.
– О ком? – выдохнул директор. – Кто еще может быть им опасен? Вы же знаете, что это целая связка. Бывший Премьер-министр, нынешний мэр города, руководство разведки, военные. Они все играют на одной стороне. Против них только наше правительство, которое с трудом удерживает политическое равновесие в обществе. Кто еще может представлять для них угрозу? Коммунисты? Они не в счет? Тогда кто конкретно?
– Вы, – вдруг сказал Потапов, – речь ведь могла идти об устранении наиболее сильных союзников нынешнего Президента и Премьера.
– Что? – директор смутился, потом задумался, наконец нахмурился. Он понял, что его заместитель не просто пугает его столь неприятной перспективой. Очевидно, Потапов уже просчитывал варианты.
– Думаю, что я не представляю такой большой политической ценности, – хрипло сказал директор, – хотя чем черт не шутит. Нужно заставить Кучинского вспомнить все детали и найти тех «ликвидаторов», которых СВР не внесла в список.
– Найдем, – кивнул Потапов, – но этот вариант жизнеспособен только в одном случае.
– В каком таком случае? – недоуменно спросил директор.
– Если Лосякин действительно перешел на другую сторону, сменив политическую окраску. А если нет?
– Я вас не понимаю, генерал Потапов. К чему вы клоните? – у директора окончательно испортилось настроение.
– Если Лосякин играл не на той стороне, то жертвой мог стать уже совсем другой человек, из другой связки. Вы меня понимаете? Разрешите мне поговорить с банкиром Тальковским?
Директор изумленно посмотрел на своего заместителя. Отвернулся. И, кусая губы, с досадой признал: