– Но вы интересовались списком?
– Да, по поручению Кирилла Сергеевича. – Он понимал, что Кучинский все рассказал. Отрицать очевидное было глупо, легче было теперь все свалить на погибшего генерала. Что он и делал.
– Зачем Лосякину понадобились эти списки?
– Этого я не знаю, – он врал спокойно, глядя в глаза полковнику. Машков нахмурился. Ему было непонятно, почему Лосякин так доверял Собникову. А если доверял, то почему Собников не знал, для чего его шефу понадобились бывшие агенты внешней разведки.
– Послушайте меня, Собников, – сдерживая раздражение, сказал Машков, – погиб наш коллега, один из руководителей нашего ведомства. Погиб нелепо, глупо. В салоне его автомобиля была найдена крупная сумма денег. Мы обязаны установить, как она попала к покойному и к кому он ехал. Неужели вы этого не понимаете?
– Понимаю, товарищ полковник! – Он, действительно, понимал, что для него сейчас самым важным было все отрицать. Абсолютно все. А то, чего отрицать нельзя, сваливать на погибшего генерала. – Но я только готовил списки, которые потом передал Кириллу Сергеевичу. Больше я ничего не знаю. Кучинский видел эти списки, возможно, с ним Лосякин говорил более подробно, я этого не знаю.
– Вам больше нечего сказать?
– Нет, – почти искренне сказал Собников, – я сказал вам все, что знал по этому делу.
– И вы никуда не выезжали с Лосякиным? Например, в Санкт-Петербург или в Тверь?
Собников понял, почему полковник назвал именно эти два города. Он сразу все понял. И именно поэтому упрямо сказал:
– Мы никогда и никуда с ним вдвоем не ездили. Я не понимаю, о чем вы говорите.
– Можете идти, – не скрывая своего раздражения, кивнул Машков.
Собников вышел, подумав, что пронесло. Откуда ему было знать, что судьба решила над ним жестоко посмеяться.
В этот вечер он возвращался домой чуть позже обычного – задержали текущие дела. Он понимал, что Машков раздражен, что его ответы полковника не удовлетворили и он будет копать дальше. Но Собников был спокоен. Кроме него и Лосякина, об этом деле никто не знал. А Кирилл Сергеевич был уже на том свете и никаких показаний дать не мог.
Домой он приехал около девяти часов вечера. Оставив машину во дворе, он прихватил пакеты с продуктами и пошел к подъезду. Он поднимался по лестнице, когда почувствовал, как чья-то тень нависла над ним. Собников поднял голову и содрогнулся.
На него сверху смотрел Рашников. Так они и стояли целую минуту, глядя в глаза друг другу. Собников с сожалением подумал, что сглупил. Нужно было рассказать Машкову обо всем, потребовать защиты, указать фамилию Рашникова. Но тогда он автоматически вылетал из ФСБ. Такие вещи не прощают. По существу, они вместе с Лосякиным искали профессионального убийцу. И Собников понимал, для чего генералу понадобился такой человек. А теперь он стоял, прижимая к груди пакеты и глядел наверх, словно читая на лице Посла свой собственный приговор.
Потом он вдруг резко отпустил пакеты, чтобы достать свой пистолет, хотя и понимал, что подобная попытка обречена на неудачу. Рашников просто поднял свой пистолет с глушителем и первым же выстрелом точно в горло заставил Собникова захлебнуться собственной кровью. Второй выстрел был контрольным. Собников даже не почувствовал боли. Просто все сразу лопнуло. Раз и навсегда.
Рашников убрал пистолет, спустился по лестнице и, перешагнув через труп, вышел из подъезда. Он ступал осторожно, чтобы не запачкаться черной кровью лежавшего на полу молодого мужчины. Через час о смерти Собникова уже знали в ФСБ. Еще через час Машков затребовал все материалы на Рашникова. Выстрелы точно в горло, которыми были убиты Аримов и Собников, были выстрелами профессионала, привыкшего работать в одиночку. Спасения от таких выстрелов не было, Аримову не помог даже бронежилет.
К вечеру Машков уже знал, что тела утонувшего Рашникова не нашли. Он узнал также, что один из его сотрудников даже не счел нужным сообщить ему о том, что в Тверь наведались двое представителей внешней разведки. Но самым неприятным было то, что Машков узнал, поговорив с областным управлением ФСБ в Твери. По показаниям директора спорткомплекса, к нему приезжали двое. И один из них был человек восточного происхождения, высокий, широкоплечий, немного лысоватый, свободно говоривший по-русски. Машков догадался, о ком шла речь, но боялся в это поверить. Пока через два дня не убедился в правоте своей версии.
Все произошло не совсем так, как сказал Вигунов. Адвоката он действительно нашел, и тот незамедлительно разослал свои ходатайства во все инстанции. Но в среду Саида не отпустили. Только в четверг городская прокуратура наконец разрешила его отпустить на несколько дней под большой денежный залог, который Вигунов внес, не задумываясь. Он был готов внести и больше, чтобы выполнить поручение Тальковского. Ему казалось, что план, который он разработал, был выигрышным со всех сторон. Если завтра Саид при большом стечении народа даст пощечину мэру города, это вызовет невероятный скандал. Следовало предупредить журналистов, чтобы они были начеку и успели зафиксировать этот момент, который потом станет гвоздем всех телевизионных информационных программ.
Потом можно будет объяснить, что таким образом несчастный диссидент, бежавший от преследований режима в собственной стране, выразил свой протест против дискриминационной политики в отношении беженцев, которую проводили московские власти. После такого скандала на карьере любого политика можно ставить крест. Вигунов не сомневался, что все получится. В конце концов, у Саида просто не было другого выхода. Игнат Данилович сумел задеть самые чувствительные струны в его характере. Умереть Саид было согласен, но стать предателем, выдав своих друзей, даже помимо своей воли, для него было хуже смерти. Так что у Вигунова не было оснований сомневаться в том, что Саид сделает все, о чем они его попросят.
Он приехал со своими людьми на двух автомобилях, чтобы отвезти Саида за город, где ему следовало выучить текст заявления, которое он должен был сделать завтра. Саид сел в машину, по бокам от него уселись дюжие парни из охранного агентства. Вигунов уже садился в свой автомобиль, когда его позвали ко второй машине.
– Я меня в Москве есть знакомая женщина, – неожиданно сказал Саид, – я хочу с ней попрощаться.
– Не нужно превращать нашу операцию в дешевую мелодраму, – поморщился Вигунов, – завтра сделаете то, что вас просят, и можете встречаться со своей женщиной, сколько хотите.
– Я с ней не встречаюсь, – возразил Саид, – эта женщина спасла мне жизнь. Я обязан с ней попрощаться.
– Уже поздно, – рявкнул Вигунов, – до утра вы еще должны выучить текст. Мы уезжаем, я не разрешаю вам ни с кем встречаться. В условиях нашего контракта не было такого пункта.