– Это он полгода назад фотографировался, – пояснила Мария Васильевна, передавая в руки опера прямоугольничек плотной бумаги. – Хотел на работу устраиваться.
Володя внимательно вгляделся в черты лица незнакомого ему человека. Круглое лицо, на котором застыло самодовольное выражение, свойственное людям недалеким. Маленькие хмельные глазки. Массивный, но безвольный подбородок.
"Это он. Вот только насколько же он мог измениться за эти полгода?" – подумал Решетилов. И, словно прочитав его мысли, Канатникова тихо сказала:
– Он не изменился совсем, – и тут же спросила, в одной короткой фразе выплеснув всю ту боль и тревогу, что испытывала сейчас мать непутевого сына: – Он опять что-то натворил?.. Подрался с кем?..
– Да нет, ничего... – отвечая, Решетилов отвел глаза. – Так, профилактика. Скажите, а где живет этот его друг, Ман?
– А кто же его знает? – удивилась Канатникова.
– Так где они познакомились? – продолжал свои расспросы опер, хотя ему очень хотелось уйти и не видеть больше этих скорбных и все понимающих материнских глаз.
– В ларьке, – ответила женщина. И, предупреждая очередной вопрос Решетилова, добавила: – Здесь, за углом. Кассеты там всякие. Музыка, кино.
– Спасибо! – Не оглядываясь, Решетилов торопливо сбежал вниз по лестнице.
То, что он задумал, не было предусмотрено ни одним из действующих в России кодексов. Больше того, это было полностью незаконно, и любой мало-мальски сведущий адвокат мог легко бы поставить под сомнение полученные таким путем доказательства, а суд его мнение всенепременно принял бы во внимание...
Но Володя ждать не мог. Да и не хотел. Плевать на закон! Это дело – его, личное. И закон тут уже совершенно ни при чем.
С замиранием сердца он позвонил в звонок у двери уже знакомой ему квартиры.
Тихие шаркающие шаги и негромкий вопрос:
– Кто там?
– Из милиции. – Володя оглянулся на ту дверь, что была за его спиной. Следственно-оперативная группа уже закончила работу – на двери красовалась широкая бумажная полоса с крупными буквами: "ОПЕЧАТАНО". Чуть ниже – дата и витиеватая роспись.
– Мы с вами утром уже встречались. – Опер опять повернулся к той двери, за которой сейчас притихла, притаилась единственная свидетельница. – Возник еще один ма-аленький вопрос. Буквально одна минута.
Замок щелкнул, и дверь приоткрылась на ширину старой и очень ненадежной, почти что проволочной, цепочки.
Решетилов отступил на пару шагов, предоставляя старухе возможность увидеть его во весь рост и убедиться в его полной безопасности.
– А, это вы...
Быстро вытащив из кармана фотографию, Владимир сунул ее старухе в руки:
– Посмотрите, вы когда-нибудь раньше видели этого человека?
Несколько секунд старуха вглядывалась в снимок, и, как невольно отметил Володя, ей даже очки не понадобились.
Потом уверенно заявила:
– Это он. Тот самый, про которого я говорила!
Лейтенант не смог удержать проступившей на его лице торжествующей улыбки победителя, которую старуха-свидетельница восприняла по-своему:
– Что, поймали супостата?
– Поймали! – ответил опер вслух, а про себя подумал: "Ну надо же! И ведь нашла же словечко!"
Впрочем, боге ними, со всеми словами вместе взятыми! Сейчас необходимо было начинать работу – отрабатывать связи Ломовцева, перекрывать места его возможного появления. Устанавливать полные данные Мана.
Последним Володя решил заняться сам, лично, а вот для задержания Ломовцева народу понадобится намного больше. Поэтому необходимо сообщить в управление о добытых им результатах.
– Вы разрешите мне воспользоваться вашим телефоном? – обратился лейтенант к терпеливо стоящей перед ним старухе.
Кафе, которое являлось своего рода штаб-квартирой чеченской группировки, находилось на одной из окраинных улиц Красногорска и называлось ни много ни мало как "Ведено". Этакий смачный плевок в самое сердце России – "Ведено". Почему?! Ну, дожили... Ведено – это такой населенный пункт в мятежной Чечне. Малая родина "врага № 1" – самого Шамиля Басаева, вождя и вдохновителя чеченских "непримиримых". Вот так-то.
Едет человек по улице имени Александра Матросова и вдруг – на тебе! Выдержанная в суровых, как чеченская природа, темных тонах вывеска – горы, сакли на их крутых склонах, водопад. А на переднем плане горбоносая и бородатая физиономия, над которой возвышается папаха, перетянутая зеленой лентой. И физиономия, и папаха выписаны старательно, с любовью. Неизвестный художник старательно добивался почти фотографического портретного сходства. Правда, неизвестно с кем – то ли со знаменитым абреком Зелимханом, то ли с имамом Дагестана и Чечни Шамилем, то ли с его тезкой – Басаевым. Впрочем, кое-чего художнику удалось добиться – физиономия эта напоминала мирному обывателю всех бородатых бандитов сразу, одновременно.
Чуть пониже этой жутковатой рожи – крупные буквы названия. "Ведено". Посмотрели? Почитали? А теперь утрите со своего лица слюну "гордых" и "независимых" и быстренько валите себе мимо. Пока при памяти. Конечно, здесь прекрасно готовят экзотические блюда чеченской кухни, но только для чеченцев. Вас в этом кафе не любят и не ждут.
Разумеется, на двери нет таблички: "Только для черных!" Но все равно русские люди, живущие в ближайшем микрорайоне, сюда не ходили по вполне понятным причинам.
Представьте себе, как бы вы чувствовали себя в большом полутемном зале, где говорят только по-чеченски, музыка играет только чеченская и где каждый плохо бритый человек старается наступить вам на ногу или толкнуть плечом, одновременно раздевая наглым взглядом вашу спутницу, при этом громко, во весь голос обсуждая ее достоинства и недостатки с земляками, сидящими на другом конце зала. Представили? А теперь скажите, сколько времени вы смогли бы провести в таком вот обществе? И как скоро у вас возникло бы желание повторить такой поход?
Забегал, правда, иногда местный участковый. Во время проведения очередной бессмысленной и бестолковой операции с громким названием. Далеко в помещение не проходил – опасался. Люди дикие. И рожи ничуть не лучше той, что на вывеске.
Хозяин и директор заведения, сорокалетний Асланбек Мурадов, тяжело припадая на правую ногу – еще во время первой чеченской он воевал в отряде самого Басаева и был тяжело ранен в одной из операций, – выносил стражу порядка денег, после чего тот, довольный и умиротворенный, возвращался в свой отдел, где, проявляя чудеса изобретательности и демонстрируя недурственный литературный слог, писал пространный рапорт о том, как он с риском для жизни искал в подвале кафе проклятый гексоген. И, как это ни странно, не нашел.
Короче говоря, чужих нескромных глаз и ушей здешние обитатели могли не опасаться. Конфиденциальность была гарантирована.