В темноте послышался грохот и невнятное ругательство Бабарыкина.
— Павел, — отозвалась Лора, — я понимаю, что тяжело сидеть сложа руки. Но вы ерундой занимаетесь. Даже если вам и удастся отодвинуть мешок с песком от окошка — это нам ничего не даст. Ну разве что лучик света.
— А я не этим занят. Кажется, получилось.
Все замолчали, прислушались. В тишине было слышно, как что-то тихонько журчит, словно ручеек.
— Это песок сыплется, — шепотом пояснил Павел. — Я дырку в мешке проковырял.
— Неплохая идея, — по достоинству оценила напарница Ларина.
— Вы о чем говорите? — недоумевала Наташа.
— Я тебе сейчас все объясню. У твоего отца креативное мышление.
Через полчаса в импровизированном узилище без предупреждения вспыхнул яркий свет. Лора тут же потерла глаза сжатыми кулаками. Павел сидел у противоположной стены прямо на бетонном полу и щурился на дверь. Наташа заметно подрагивала.
В замке скрежетнул ключ. Дверь отворилась. На пороге стоял Колян, за ним двое подручных. Водитель Бахрушина присмотрелся к узникам и только убедившись, что они ведут себя смирно, переступил порог.
— А стучаться, прежде чем входить, вас не учили, молодой человек? — покосилась на него Лора. — И свет зажигать без предупреждения — тоже плохая манера. Честно говоря, мне здесь не нравится. Лучше бы закурить предложили молодой и красивой женщине, — усмехнулась стерва.
— Не умничай, — предупредил Колян. — Умные плохо кончают.
— Думаешь, дуракам постоянно везет? — спросила напарница Ларина.
— Поднялась и пошла, — прищурился на нее водитель Бахрушина.
— Отпускают меня, что ли, на волю? Так я согласна, — Лора легко и изящно поднялась, шагнула к Коляну.
— Хозяин тебя видеть хочет. Разговор у него есть. Ну а как сложится, уже от тебя зависит.
— Ладно, поговорить всегда можно, — миролюбиво заметила напарница Ларина, минуя водителя Бахрушина.
Двое мудил ждали ее у выхода из темницы. Естественно, их взгляды были прикованы не к рукам Лоры, а к тому, что виднелось под полупрозрачным кружевным бельем. Ведь пуговицы на блузке по-прежнему были оторваны. Конечно, напарница Ларина могла бы за время своего заключения кое-как запахнуть блузку, связать ее, но она не сделала этого намеренно.
Резким синхронным движением рук Лора бросила в любопытные глаза по пригоршне песка. Главное — ослепить противника, тогда у тебя появляется преимущество.
Растерявшийся Колян даже не успел выскочить из «бетонного мешка». Он-то больше всего опасался крепкого Павла. А тот смирно сидел в дальнем углу. Наташа же со своего тюфяка умудрилась засыпать ему песком глаза, через секунду после того, как «ослепли» мудилы.
Лора тут же метнулась в сторону, чтобы на нее не набросились. Подручные Коляна, попытавшись поймать ее, столкнулись головами. Стерва не отказала себе в удовольствии ударить одного из них коленом в пах. Павел толкнул водителя Бахрушина головой в стену. Трое узников бросились бежать наверх по бетонной лестнице к прямоугольнику дверного проема, в котором призывно синело небо.
Напарница Ларина выскочила первой и побежала к воротам. Но не успела преодолеть и десяти шагов, как ей на спину беззвучно обрушился огромный ротвейлер, прижал к земле и принялся грозно дышать в затылок.
— Тихо-тихо, песик, я лежу мирно, никого не трогаю, — прошептала Лора.
Да, на собак женские уловки не действуют. Павла и Наташу остановил наставленный на них с расстояния ствол автомата. Один из охранников Бахрушина нервно дергал щекой, палец его лежал на спусковом крючке.
— Еще полшага, и я стреляю.
Павел, хоть и был настроен решительно, но понимал, что против огнестрельного оружия ему ничего не предпринять.
Из подвала выбрались Колян с подручными. Бабарыкиных погнали вниз, подталкивая в спины. Ротвейлер все еще прижимал Лору к земле. Водитель Бахрушина минут пять промывал себе глаза, поливая лицо минеральной водой из бутылки. Затем проморгался и оттащил собаку.
— Сучка, когда ты уже успокоишься? — пробурчал он. — Если бы не хозяин, я б тебе показал. Тебя закопать проще.
— Ну а если ты ничего не решаешь, то и помалкивай, холуй!
Лору под охраной ввели в дом. Бахрушин ожидал ее в своем кабинете. Он полулежал на широком кожаном диване, прикрытый пледом. Ни сидеть, ни стоять он не мог. Колян ввел Лору и тут же посоветовал:
— Я бы на нее, Анатолий Игоревич, лучше бы наручники надел.
— Видел-видел я из окна, — проговорил владелец химкомбината. — Не надо наручников. Я с ней и просто так побазарю. Ты же неподалеку будешь.
— Я сразу за дверью — только свистните.
— Ну вот и отлично.
Колян вышел, закрыв за собой дверь.
— Садись, — предложил Бахрушин вполне мирно.
Лора не стала отказываться. Присела. Пытаться сбежать отсюда, со второго этажа особняка, было нереально. К тому же она знала, что, если срывается первая попытка, то нужно переждать какое-то время. Нельзя предпринимать вторую сразу же. Ведь сейчас все начеку, врасплох не застанешь.
— Как самочувствие? Ничего не болит? — участливо поинтересовалась напарница Ларина.
— А ты сама как думаешь? — мрачно ответил Бахрушин.
— Думаю, что уже посинело, если не почернело, — мило улыбнулась молодая женщина.
— Да и у тебя морда исцарапана.
— Это ерунда. До свадьбы заживет.
Бахрушин некоторое время молчал, затем указал взглядом на сумочку Лоры, которая стояла на углу письменного стола.
— Хорошо поработала. И меня, дурака, раскрутила, и сняла все на видео. Вот только донести запись до места не успела. Ты на кого работаешь?
Напарница Ларина пожала плечами.
— А это так важно?
— Важно, — ответил Бахрушин.
Лора была готова к тому, что ее будут бить, пытать, и спокойный тон хозяина химкомбината сбивал ее с толку. Она не могла понять, чего тот от нее хочет.
— У меня охрана, — продолжал Анатолий Игоревич, — менты с рук едят. А толку от них меньше, чем от тебя одной.
— Лестно слышать.
— Кто загубить меня хочет?
— Даже если скажу, ты же не поверишь.
— Ты не из ментов, не из спецслужб. Этих я за километр чую. Да и предупредили бы меня, что под меня копают.
— Тоже верно.
— Все эти трахалки, — спокойно продолжал говорить Бахрушин, — бабы, пьянки. Ерунда полная. Личная жизнь, развлечение. Главное — бабки и власть. Они всем миром крутят. Ты тоже за бабки работаешь. А если я тебе предложу больше? Сдашь заказчиков? На улице не останешься. Я хорошо плачу.