Они не стали соваться в центр, покатили по объездному Некрасовскому проезду – к Октябрьскому мосту через Издрю. Зоя Васильевна не отставала. Движение в этой части города было не плотным – рабочий день давно закончился, – но машин хватало. Она не выпускала из вида универсал, проскочила на красный, иначе потеряла бы злодеев, слава богу, люди в погонах за ней не увязались. Впереди мост через Издрю со свежими заплатами, снова деньги делят коллеги по «цеху», вот и не хватает бюджетных средств на новый асфальт… От моста на левом берегу универсал свернул направо – в не самые фешенебельные кварталы Кировского района. Плутал по улочкам, застроенным старыми бараками, проехал мимо Утинобродской свалки – самого зловонного места во всем Качалове, потом свернул в Зубиловку – район, где затрапезные бараки соседствовали с унылыми «хрущобами» шестидесятых годов постройки. Здравый смысл подсказывал, что она должна приотстать, – и она приотстала, пропустив юркий мебельный фургон. Универсал остановился у обочины – и она практически одновременно приткнулась к тротуару. Он снова тронулся, свернул в гаражи, и она – за ним. Преступники не стали останавливаться, проехали насквозь гаражный кооператив и съехали с горки на огороженную бетонным забором парковку. Рядом с парковкой находились несколько зданий.
Зоя Васильевна лихорадочно размышляла. Если она, такая живописная, выйдет из машины, войдет внутрь, ее мгновенно засекут. Нет, она будет ждать. Уже смеркалось, на парковку въезжали машины, выходили люди. Низенькая женщина в годах, две смешливые девушки, широкомордый мужик в штормовке. Все не то. Наконец она решилась – поправила платочек, выскользнула из машины и быстрым шагом направилась к парковке. Здесь ставили машины жильцы окрестных домов. А домов в округе – кот наплакал. Полтора десятка легковушек, в большинстве – тольяттинские «ведра». Серый универсал… Она зафиксировала в памяти номера, закрутилась на месте. Ни одной живой души на парковке. И калитка с обратной стороны от основного въезда – для пеших! Тропинка убегала к затрапезной пятиэтажке, похожей на общежитие…
Она чуть не выругалась на всю парковку. Ушли! Поставили машину и ушли. Вовсе не факт, что они обнаружили слежку. Возможно, с этой стороны им было ближе. Еще не поздно исправлять ошибку. Она схватилась за телефон, набрала номер УВД, выпалила, кто она такая, и стала требовать немедленной связи с подполковником Кудесником. Она кричала, что выследила «мстителей», что на ее сигнал должны немедленно отреагировать. Никто не возражал, и переключение произошло моментально.
– Зоя Васильевна Чаплина? – неуверенно осведомился Кудесник. – Мне кажется, мы с вами недавно встречались…
– Мне тоже так кажется, Аркадий Григорьевич, – выплюнула женщина. – Я знаю, где вы можете найти ваших «мстителей»…
Полиция сработала оперативно. Все, что имелось в наличии у подполковника Кудесника, – поредевший взвод ОМОНа, несколько десятков работников ППС, оперативники, которым он решительно запретил отдыхать, – все нагрянули в Зубиловку, вереща сиренами. Двойное кольцо оцепления вокруг парковки и близлежащих зданий, методичное прочесывание помещений. Кудесник разрешил своим людям взламывать квартиры, если жильцы не хотели их пускать, – закон о полиции не воспрещает, идет облава на особо опасных преступников, к черту ваши гнусные гражданские права. На несколько часов Зубиловка погрузилась в хаос. Номера на сером универсале оказались поддельными, криминалисты уже работали в салоне, удивляясь отсутствию отпечатков пальцев. Номер двигателя совпадал с номером похищенной в соседнем районе машины – при этом не было ни следов, ни очевидцев. Полицейские врывались в жилые помещения, требовали документы, у мужчин – военные билеты. Люди возмущались, кто-то оскорблял людей при исполнении – с такими и вовсе не церемонились. Задержанных сажали в автобус ОМОНа, и вскоре он был набит до отказа – ругающимися, плачущими людьми, которым даже толком одеться не давали. Двое пытались вырваться из оцепления, их поймали, отпинали, впоследствии выяснилось, что эта парочка находится в федеральном розыске за грабеж и, к сожалению, по уровню развития интеллекта никак не тянет на «мстителей». Пятиэтажное облупленное здание оказалось бывшим общежитием краноремонтного завода. Предприятие приказало жить еще в девяностые, и сейчас в пятиэтажке кто только не проживал. Многие выкупили комнаты, другие проживали по найму, третьи на птичьих правах – без документов и разрешения муниципальных властей. Здесь находились гастарбайтеры из солнечных республик, дамы легкого поведения, многодетные семьи, сезонные рабочие, командировочные…
Задержанных доставляли в городской ИВС, сортировали – мужчин налево, женщин направо. Проверяли документы, работали все опера, все следователи, имеющиеся у УВД и прокуратуры. Проводились допросы с пристрастием, вызывались родственники, согласные подтвердить или опровергнуть личность задержанного. Затем всю ночь из изолятора тянулся ручеек людей, отпущенных на свободу. Одни не соответствовали по возрасту, другие по национальности, по физическим или интеллектуальным показателям, у третьих имелось железное алиби, что на момент задержания они уже больше часа находились в общежитии, а не приехали только что на сером универсале.
Подполковнику Кудеснику удалось поспать три часа. Пробудившись перед рассветом, он с угрюмым видом обходил камеры, заглядывал в глазки. Одуревшие от недосыпания помощники докладывали: в ходе облавы задержано шестьдесят три человека, отпустить пришлось пятьдесят шесть (их данные, разумеется, переписаны). Ну, никак они не подходят под описание злоумышленников, можно подумать, было какое-то описание. В камерах остаются трое мужчин и четыре женщины, которые тоже не подходят под описание, но их хотя бы можно притянуть за уши.
Но неужели не понимают, недалекие, что это не тот случай, когда во имя отчетности можно затыкать дыры любым сбродом? Ему нужны РЕАЛЬНЫЕ «мстители» или как их там. Закроют не тех, а завтра снова начнется! Раздраженный, злой, он припадал к окошкам, разглядывал задержанных, чесал извилины. Все не то, не такими он представлял изворотливых злодеев. Зоя Васильевна, конечно, женщина резкая, решительная (он, кстати, вовремя засунул в рот кулак, чтобы не загоготать, когда узнал, какой вид экзекуции применили к ней «партизаны»; она так на него посмотрела… а еще эта косынка на голове, как у деревенской дурочки…), но, похоже, совершила ошибку. Она тащилась за злодеями через весь город, неужели те ни разу не проверились? Быть не может, публика тертая, вычислили слежку, намеренно приехали в Зубиловку, чтобы сбить ее со следа, бросили машину на парковке, удалив из салона отпечатки, а сами по тропинке – и в соседние трущобы, где можно поймать или угнать машину…
Он не верил, что эти люди виновны, но только и осталось, что с ними работать. С кем еще? Для начала он решил понаблюдать. Мужчины нервничали, метались по камере, как звери в клетке. Им не сиделось на месте. Заикался какой-то Никита (так он представился сокамерникам) – сутулый, с озабоченным лицом. Он беспрестанно облизывал губы, давил косяка на оконце, то разражался словесным поносом (а в исполнении заики это было что-то бесподобное), то замыкался. То опять начинал давить на жалость: дескать, всех освободили, а его до сих пор здесь держат. Можно подумать, сокамерники были в этом виноваты. Второй отзывался на имя Артем, он прихрамывал – не сказать, что отчаянно, но заметно. Этот почти не разговаривал, был мрачнее тучи. Третий – некто Константин Забелин, нервный весельчак с тиком над глазом. Сыпал похабными анекдотами, ржал над ними и был уверен, что к утру недоразумение разрешится, и всех их выпустят на свободу с чистой совестью и отличным настроением.