– Мы все немного продвинутые, Пал Палыч, – пробормотал Жирницкий. – Прогресс шагает семимильными шагами… А вы о чем?
– Иди к себе, – поморщился Фаустов. – Войди в Y-Tube, набери свою фамилию и наслаждайся. А потом доложишь свои соображения… если не надумаешь к тому времени повеситься в сортире. Топай-топай, не задерживай, – он неприязненно покосился на покрывающегося восковой бледностью подчиненного.
Когда за Жирницким закрылась дверь, Пал Палыч нервно закурил, встал, поколдовал у бара, стенки которого были стилизованы под книжный шкаф (хрен догадаешься, пока не захочешь вытащить «книжку»), заправился рюмашкой коньяка и подошел к окну, из которого открывался живописный вид на южную часть города. Всегда, когда он хотел расслабиться, отвлечься от текущей чернухи, он обозревал свои владения, которыми управлял без малого девять лет. Два срока на посту мэра, и на последних осенних выборах он как представитель правящей партии, как единственный человек, способный управлять городским хозяйством, набрал восемьдесят процентов голосов избирателей. Кто-то возмущался, мол, вранье, подкуп, административное давление, фальсификация… Пошли они к черту – эти «видные оппозиционные лидеры» со своими прихлебателями! Двадцать лет уже возмущаются – то громче, то тише. В наше время с вилами на Кремль уже не ходят. Он четко выполняет линию партии и рекомендации из столицы, он идеальный руководитель, знает, как держать народ в узде и убеждать его, что живет он значительно лучше, чем десять, двадцать, тридцать лет назад (народ, разумеется, а не мэр). Городок, расположенный к северо-западу от Москвы – где фашисты сломали зубы в сорок первом, – добился невиданных успехов за годы правления нынешнего мэра. И ему плевать, что, проведи сегодня честную избирательную кампанию, он не набрал бы и пятнадцати процентов голосов. Эта чернь сама не знает, чего хочет. Очевидно, бардака, анархии и полного разложения. Кто изжил в городе организованную преступность? Кто построил красивые дома, посадил деревья, привел в Качалов иностранных инвесторов, дав работу сотням местных голодранцев?.. Он созерцал из-под сурово сдвинутых бровей раскинувшийся по обоим берегам реки город – прибежище восьмидесяти тысяч неразумных двуногих. Мэрия располагалась на возвышенности, а кабинет Фаустова – на последнем этаже недавно возведенного современного здания. Под окнами рассекал город и убегал за Издрю центральный Петровский проспект – застроенный приличными зданиями, утопающий в зелени. Левее – городской парк, правее – центральная площадь Героев Труда с пятью историческими, хотя и страшноватыми монументами, очевидно, тех самых, замученных трудом, героев. Площадь так и называлась в народе – «У пяти голов», перехлесты центральных улиц – Гостинодворская, улица Красная Ель, Ростовская, Левитана, Вишневая. Порядок, чистота, здания с претензиями на «купеческие», тротуары, а где-то и проезжая часть вымощены брусчаткой. В километре от мэрии с запада на восток протекала Издря, плутала между живописными холмами, блестела на солнце. В северной, правобережной, части располагались два городских района – Октябрьский и Советский (в последнем и находился городской центр с административными зданиями). На левом берегу один крупный – Кировский. Два моста через Издрю – был один, второй ввели в эксплуатацию с помпой два года назад. На юге, там, где обрывалась городская черта, чернел лес. На севере – коттеджные поселки, знаменитые Качаловские озера и самое живописное из них – Лебединое, вокруг которого было сломано столько «экологических» копий… Прилегающие к реке кварталы были застроены современными домами, белели маковки Вознесенской церкви, выделялись рослые очертания КРАС-банка, бизнес-центра «Качалов-Плаза», недавно отгроханной гостиницы о пятнадцати этажах. Не все еще ладно в этом городе, кто же спорит, имеются серьезные проблемы. Все эти трущобные окраины, особенно в Кировке, занюханный частный сектор, портящий вид, имеет место безработица, лихорадит предприятия. Но проблемы решаются! Кто тут осмелится возразить, что это не так?
Господину Жирницкому было нечем дышать. Он покрывался пятнами, хрипел и не мог протолкнуть в легкие нужное количество кислорода. Он судорожно рвал удавку галстука, вертел сдавленной шеей. Доходило долго, как посылка по «Почте России», но когда дошло… Будьте вы прокляты – технические достижения! Ему и в голову не могло прийти, что один из этих ублюдков будет снимать его позор на камеру, а потом полученное видео в отличном качестве выложат во всемирную сеть на всеобщее обозрение! Теперь понятно, почему их с супругой так усердно высвечивали фонарями! Впрочем, как раз супруга-то в кадр не попала, чтоб она сдохла. Заголовок к ролику разил наповал: «Господин Жирницкий, начальник отдела мэрии Качалова по вопросам землепользования и недвижимости. Жулик и вор. И дата». Жалкое существо в промокших пижамных штанах, с упитанным брюшком, тряслось и потело от страха. Блестящий пот перемешивался со слезами. Это подобие человеческого индивидуума… это не он! «Не стреляйте, пожалуйста… – бубнило существо, к виску которого был приставлен вороненый глушитель. – Я сделаю все, что вы скажете… я согласен на все… я могу вас обеспечить на всю оставшуюся жизнь…» Голос злоумышленника, искаженный модулятором, звучал отчетливо и недвусмысленно: и про «приговор», и про то, что он может спасти свою жизнь, сделав «правильный» выбор – либо Светка, либо он. Умоляла Антонина Геннадьевна, предлагая себя вместо дочери. «Мы ценим ваш душевный порыв, Антонина Геннадьевна», все такое… Осталось пять секунд, осталось две секунды… «Света… пусть будет Света!» – «Уточните, пожалуйста, Александр Яковлевич… скажите членораздельно…» И он говорит: на всю эту гребаную планету! – «Я хочу, чтобы вы убили мою дочь, а меня оставили в живых…»
Далее следовали изумленные Светкины глаза, когда рука в перчатке потрепала ее по плечу, и она проснулась. Испуг, ручонки, прижатые к сердцу. Бегущие кадры – вот она уже одета и сильно озадачена. Лестница, веранда, ноги, бегущие по дорожке. И сверкающая фраза поперек экрана: «Она жива! Мы не воюем с невиновными!»
Чиновнику было дурно. Он хватал воздух, словно рыба, выброшенная на берег. Долбаный Интернет! Отменить, уничтожить! Что за изуверство? Вот так, одним махом, уничтожить все, что он с таким упорством возводил! Им бы, сукам, сунуть дуло в рожу и последить за реакцией! Еще и не такого наговорят! Неужели не понятно, что он испугался, не смог сориентироваться в сложной ситуации и вовсе не такой, каким его пытаются представить! Он им еще покажет…
Жирницкий захлопнул крышку ноутбука, сорвался с места, чтобы выпить воды, схватил бокал со стола. Зажужжал мобильник – дыхание перехватило, бокал выпал из онемевшей конечности и разлетелся на мелкие осколки…
– Александр Яковлевич? – осведомился искаженный ненавистный голос. – Нам кажется, вы не слишком усердствуете в сборе денег.
Он сдулся, как воздушный шар! Все, что хотелось выпалить из всех стволов, вдруг колом встало в горле, ободрало чувствительные стенки, и он закашлялся, как чертов туберкулезник! Собеседник терпеливо ждал.
– Вы расстроены, Александр Яковлевич? У вас неприятности? Сожалеем, но все вышесказанное остается в силе. В десять вечера вы должны доставить сумку с деньгами по адресу Бетонный проезд, 10. Это Кировский район, рабочая окраина. Задняя стена монтажного цеха разорившегося завода железобетонных конструкций. Вы должны помнить это предприятие, его объявили банкротом четыре года назад. Триста человек вышвырнули на улицу – без уведомления, выходного пособия, без элементарных объяснений. Площади продали неким ингушским товарищам, сумевшим превратить за четыре года процветающее предприятие в замечательный склад. Вы принимали живейшее участие в прибыльной афере, неужто не помните? А деньги разделили – между подельниками и старшими товарищами по партии. Тогда-то вы и были замечены и переведены на хлебную должность… Итак, ровно в десять. Между цехом и заброшенной котельной располагается свалка черных металлов. Там имеется трансформаторная будка. Поставите сумку за будку и проваливайте к чертовой матери.