– Ну, спасибо, отец родной, – буркнул полковник, невольно приосаниваясь.
– И Валентина Максимовна не могла его убить несколько минут назад – прежде чем подняла крик, – усмехнулся следователь. – А вот ночью – могла.
– Вы спятили! – завизжала судья. – Вы что себе позволяете, выскочка!
– Что это было, Игорь Константинович? – спотыкаясь, пробормотал адвокат. – Вы полагаете, насильственная смерть? У этого человека вроде были проблемы с сердцем…
– С сердцем у него действительно были проблемы, – согласился Волостной. – Во всяком случае, в этом он себя убедил. Но негоже говорить об этом вам – выдающемуся специалисту по уголовным делам. Посмотрите внимательно на тело.
– Простите, голова не варит… – Генрих Павлович принялся растирать лоб. – Разумеется, наверное, вы правы…
– Хотите, расскажу, что здесь произошло? – спросил следователь.
– Да! – нестройно гаркнула толпа.
– Судя по трупному окоченению, наш народный избранник скончался несколько часов назад. Он проснулся – то ли от жажды, то ли от проблем со здоровьем. Поплелся в гостиную, где храпел наш дражайший Эдуард Владимирович. Свет, я уверен, не выключался… хм, для Эдуарда Владимировича это не было помехой. Возможно, у Аврамского пошаливало сердце – он обшаривал буфеты, – Волостной кивнул на шкафы, – нашел коробку с медикаментами, – кивнул на рваную картонную коробку и разбросанные стандарты с таблетками. – Рылся, отыскал валокордин, проглотил, потом открыл воду, чтобы умыть лицо – или запить таблетку, не утруждая себя поисками питьевой воды. В этот момент к нему сзади подкрались и толкнули в затылок. Он ударился лбом об кран – царапина на лбу, сгусток крови на кране… хлопнулся навзничь, потеряв сознание. А может, не потерял, но был ошеломлен, испытывал болевой шок. Злоумышленник решил не пачкать руки, придвинул кресло, поставил ножку на горло, давил, пока не переломился позвоночник и бедняга не задохнулся…
– Какая дикость! – вскричала Валентина Максимовна.
– Если Эдуард Владимирович нам не врет и он действительно не имеет отношения к случившемуся – а я верю, что это так, зачем полковнику убивать кого-то из нас? – то ему крупно повезло. Он тоже мог пасть жертвой преступника. Но чем-то спугнул. Возможно, всхрапнул слишком громко, что-то сказал во сне, начал приподниматься…
– Вот черт! – Физиономия полковника заблестела от пота, хотя в помещении становилось прохладно – камин давно прогорел.
– Подождите… – начал включаться в процесс прокурор. – Толкнули на кран… Это с какой же надо силой?
– Понимаю вашу мысль, – кивнул Волостной. – Но убежден, что здесь не нужно особой силы. Толкнуть могла и женщина. Человек был в полутрансе, еще не протрезвел, зачерпывал горстями воду, низко нагнувшись… Кстати, – Волостной повернул оба крана – тонкой струйкой потекла вода, – после содеянного злоумышленник перекрыл воду.
– Что вы хотите этим сказать? – пробормотала Ольга Дмитриевна.
– Ничего, – решительно покачал головой Волостной. – Убить депутата мог любой. Вы, я, Эдуард Владимирович, остальные «гости»…
– Да на хрена нам это надо?! – взревел полковник. – Опомнитесь, Игорь Константинович! Что нам даст эта глупая смерть?! Это те… – он повернулся через левое плечо и со страхом уставился на остатки телевизора.
– Не думаю, – засомневался следователь. – Глупо предполагать, что кто-то сюда по холоду пришел и принялся убивать таким странным способом.
– Что вы хотите сказать? Черт… – прозрел полковник. – Те двое! – он выстрелил пальцем в потолок. – Плевать, что вы их заперли! У них может быть второй ключ, они могли просто выбить свою чертову дверь.
И он метнулся из гостиной, вооруженный пустой бутылкой из-под шампанского. Галдящая толпа устремилась за ним.
– Ну уж, черта с два, господин полковник, – пробормотал, провожая их глазами, Волостной. – Тот замок запирался только снаружи.
Что и подтвердилось через несколько минут. Когда он добрался до комнаты «аборигенов», люди уже бились в запертую дверь, выкрикивая угрозы и ругательства, требовали открыть, а выживающий из ума Эдуард Владимирович пинал по двери, тряс ее за ручку. Те двое испуганно кричали изнутри. Когда Волостной, расточая язвительные усмешки, растолкал толпу, открыл ключом дверь и вошел внутрь, на парне с девушкой лица не было. Перепуганные, наспех одетые, они пятились в конец комнаты, а когда их окружила толпа и приступила к линчеванию, стали орать, что ничего не понимают, всю ночь они провели в запертой комнате и они – именно те, за кого себя выдают!
Насилу Волостному удалось угомонить взбешенную публику. Парень с девушкой жались в углу, смотрели волчатами. Тимофей зализывал кровь с разбитой губы, а перепуганная Евдокия ощупывала голову – разбушевавшаяся председатель областного избиркома чуть не оторвала ей волосы вместе со скальпом. Краткий осмотр удостоверил, что эти люди из комнаты не выходили: замок был заперт из коридора, а внутри имелась лишь хлипкая задвижка, вылетевшая от толчка. Решетки на окнах отсутствовали, но окна были тщательно заклеены, их явно не открывали.
– Да объясните, ради бога, что здесь происходит? – истерично выкрикивала некрасивая девушка.
– Убили человека, – скупо объяснил Волостной, наблюдая за реакцией. Парень с девушкой открыли рты и посмотрели друг на друга с таким суеверным страхом, что растаяли последние сомнения даже у неверующих.
– Почему… убили? – тупо спросил Тимофей.
А потом они истошно завопили:
– Это не мы, отстаньте от нас! Мы вас вообще не знаем!!! Мы хотим домой, мы хотим отсюда уехать!
Головы трещали у всех присутствующих. «Первое января, – сдавленно пошутил адвокат. – День, которого нет». Люди высыпали в коридор, полковник схватил за шиворот упирающегося Тимофея и погнал вниз. За ними подпрыгивала Евдокия и предпринимала безуспешные попытки пнуть Эдуарда Владимировича под копчик. Только в гостиной, когда их глазам предстал начинающий попахивать труп, люди стали успокаиваться.
– Пойдем отсюда, дорогая, – потянул Евдокию за рукав бледнеющий Тимофей. – Эти люди сами не соображают, что несут…
Девушка смотрела на покойника и не могла оторваться. Зрелище завораживало.
– Никуда вы не пойдете! – проорал полковник. – Убрать тут немедленно!
– Сами убирайте! – хором проорали «смотрители». – Мы вам не прислуга!
С невероятным трудом Волостному удалось убедить публику отстать от этих «убогих, но дерзких». Мертвеца тащили вчетвером – адвокат, прокурор, следователь и полковник. Вынесли на лютый мороз (градусник, нисколько не смущаясь, показывал минус тридцать семь), пристроили в снегу слева от крыльца. Стояли в оцепенении, смотрели на еще вчерашнего депутата, покрывающегося коркой льда. Прокурор украдкой молился, адвокат пытался осенить себя знамением, но как-то не пошло – первым убежал в тепло.
– А где Буревич и гражданин Гусь? – недовольно ворчал полковник, растирая окоченевшие ладони. – Почему мы за них отдуваемся?