– Опасно, Никита, опять по краю ходим… Да, все хотела тебе сказать, – женщина в руках мужчины как-то игриво шевельнулась, – имеется неплохая новость…
– Давай, повествуй, – обрадовался Никита. – Что случилось приятного за истекший период? Президента отправляют на Марс?
– Не смеши… – она издала сдавленный смешок, закопалась у Никиты под мышкой. – Та задержка оказалась всего лишь задержкой. Вот-вот настанут слякотные дни…
– Это хорошая новость? – задумался Никита. – Ладно, – он вздохнул, – будем считать, что хорошая. Не до детей сейчас, время тяжелое, военное… – несколько мгновений в темноте прослушивалась подозрительная возня, звуки поцелуев. – Знаешь, дорогая… – шепот Никиты ломался, звучал с придыханием, – с тобой невозможно просто разговаривать. Мы должны немедленно, пока не началось… вступить в неформальные отношения…
– Родной, давай останемся друзьями… – шептала Ксюша, гладя его ласковыми ладошками по щекам. – А потом, когда-нибудь…
– Издеваешься? – бормотал Никита, расстегивая вредные упирающиеся пуговицы. – Как же я буду с тобой дружить, когда у меня тут, как бы, эрекция?
– О, боже, ну, давай скорее, поторопимся, романтик ты мой неотесанный…
Наутро каюта номер четыре стала юдолью скорби и сквернословия. Люди поднимались, держась за головы, хрипели, обволакивали пространство мутными взорами. Поднялась раскудлаченная Евгения Дмитриевна – страшнее сказочного персонажа со ступой, волосы колом, лицо опухшее, декольте наружу, прохрипела чужим голосом:
– Боже правый, какой головняк, что мы вчера пили? Нас снова опоили…
– Какой пессимизм, мэм… – хрипел полковник, собирая глаза в кучку. Заржал, как конь. – Гы-гы, у вас такая пышная, хм… прическа, Евгения Дмитриевна, просто загляденье.
– Да шли бы вы лесом, полковник. Господи, где мы? – она поднялась и шатко побрела в санузел. Промахнулась – врезалась в косяк, побрела обратно – по ломаной траектории, словно сомнамбула.
– Поразила, блин, ворота… – исторг ужасным голосом Бобрович и потянулся к иллюминатору. – Господа, а реально, где мы? Опять это море… Нас куда-то сносит, мы же не стоим на месте? Скоро, видимо, страна Болгария…
– А там еще немного – и Прованс… – простонал Зуев и принялся яростно вычесывать из себя остатки сна и угнетающую головную боль.
Привстала лохматая блондинка с подозрительным цветом лица, исполненная пессимизма. Принялась что-то делать, чтобы занять руки и голову.
– Вы так эротично натягиваете наволочку на подушку, – заметил Вышинский. – Но уже не надо, Маргарита Юрьевна. Или вы собираетесь еще разок вздремнуть? Кстати, вы не держите личного дерматолога?
– Нет, а что? – просипела работница налоговой инспекции.
– Заведите. Обязательно. Ваше лицо меня пугает.
– Не трогайте меня, а то я вас поколочу… – исторгла с надрывным кашлем Маргарита Юрьевна, отыскала свою сумочку, принялась выкапывать из нее многочисленные косметические принадлежности, призванные превратить лохматую ведьму в подобие привлекательной женщины.
– Паранджу купите, – посоветовал Вышинский. – Такая экономия для семейного бюджета.
– Снова вы? – взорвалась блондинка. – Да когда же вы все исчезнете, Господи правый? – Дамские аксессуары вываливались из рук, она их судорожно перебирала, не знала, за что хвататься.
– Да оставьте, – отмахнулся полковник. – Нам совершенно безразлично, как вы выглядите. Даже как-то забавно, когда вы похожи на стареющую вурдалачку…
– И вы туда же?! – подскочила блондинка и рухнула обратно – ноги не держали, голову накрыли плотные разрывы артиллерийских снарядов.
Евгения Дмитриевна предприняла вторую попытку пробиться в санузел – стала заходить по широкой дуге и снова уткнулась в косяк, больно ободрав плечо.
– Ну, вот, а говорят, что в России не соблюдаются никакие законы, – прокомментировал Зуев, а Бобрович засмеялся пугающим надрывным смехом.
– Кстати, по поводу «Когда же вы все исчезнете», – насторожился Вышинский, пересчитал присутствующих и задумался. И через мгновение его физиономия, растерявшая за двое суток весь свой лоск, стала приобретать тот же оттенок, что у Маргариты Юрьевны.
Люди тупо смотрели друг на друга, начинали понемногу соображать. Снова возвращался панический ужас. В их компании определенно кого-то не хватало. Евгения Дмитриевна, собравшись с духом, попала с третьей попытки в санузел и вскоре вернулась – дрожащая, с безвольно обвисшим подбородком.
– Господи, Желтухина нет…
– Чушь какая-то, не может быть, вы охренели… – скрипнул Костровой и снова принялся пересчитывать и разглядывать всех пассажиров, как будто это могло что-то изменить.
Желтухина в каюте не было. Взоры всех присутствующих переместились на дверь. Лом, которым ее подперли, валялся в стороне. Больше всех растерялся полковник, для него это было жестоким ударом. Он подбежал к двери, распахнул ее (дверь была не заперта), высунулся в коридор. А когда вернулся, все смотрели на него с ужасом.
– Да нет, абсурд, – сказал полковник, и голос его сломался. – Майор на яхте, просто проснулся раньше всех, вышел…
– Нет, это выше моих сил, я скоро умру от страха… – пролепетала Статская, закрывая лицо руками. – Это невозможно, я чувствую, что следующей буду я.
– Нет, подождите, это бред… – Вышинский начал ковыряться в шевелюре грязными ногтями. – Дверь подпиралась ломом, значит, открыть ее могли только изнутри… Даже если среди нас находится не тот, за кого он себя выдает, он не мог просто так вытащить физически подготовленного человека, был бы шум…
– Неужели вы еще не поняли, что нам вчера снова что-то подсыпали… например, в сок, который пили все! – хрипло выкрикнула Евгения Дмитриевна. – Мы спали, как мертвые, мы бы ни хрена не услышали.
– Нужно выпить, – вышел с замечательным предложением Зуев.
– Поднимаемся в кают-компанию, – проворчал Бобрович. – Никто не отстает. И черт меня побери… – воспаленные глаза чиновника МЧС засверкали звериным блеском. Он схватился за топор, с которым спал в обнимку, – если я увижу, что кто-то из вас ведет себя не так, я лично ему снесу башку! – и все уставились на него, как на пришельца.
И вновь «железный поход» через добрую половину осточертевшего «Ковчега». Костровой прокладывал дорогу, источал крылатые выражения, покрывал матом всю Россию и ближнее зарубежье, а также всех людей, их населяющих. Театр абсурда вновь открывал свои двери, на сцене завершались последние приготовления. Механик Панов выкручивал отверткой из щита с электрооборудованием угловатый аппарат с тумблерами. Покосился на толпу с топором, ничего не сказал. Пассажиры не придумали, что можно сделать – поздравить с добрым утром, врезать по почкам, отрубить голову… Вереницей просочились мимо, стараясь держаться от него подальше. Стюард Малышкин длинноногой щеткой подметал палубу. Смиренно кивнул, узрев звероподобный оскал наезжающего полковника, и снова уткнулся в свою палубу. Они вели себя так, как будто вчера ничего не произошло. Пассажиры потрясенно переглядывались. Полковник схватил стюарда за ворот, беззвучно пыхтел ему в физиономию, злобно вращая глазами. Тот сделал испуганное лицо и ничего не делал, щетка упала, руки обвисли. Пришлось отпустить его. Зуев робко предложил выбросить поганца за борт, но полковник засомневался – стоит ли отягощать свое положение преднамеренным убийством? Он отшвырнул стюарда с дороги и побрел дальше. Из камбуза доносился непринужденный женский смех. Люди недоуменно переглянулись, храбрый полковник шагнул вперед, припал ухом к двери.