Зуев пожал плечами, подался к бару и принялся отодвигать плечом уснувшего там полковника. Маргарита Юрьевна дотянулась до сумочки, висящей на спинке стула, откопала в ней зеркальце и стала обреченно себя разглядывать. Пятен на мордашке меньше не становилось.
– Это моя сумочка, – равнодушно заметила Евгения Дмитриевна.
– Зато зеркало – мое, – огрызнулась Маргарита Юрьевна.
– Всем привет, – преувеличенно бодро возвестил Вышинский, объявляясь в кают-компании. Меланхолично обозрел две мужские спины у бара, застывших женщин, декоративное штурвальное колесо на полу. – Вы отлично выглядите, Маргарита Юрьевна, – пошутил он. – Не стоит волноваться из-за пятен. А вы сегодня такая эротичная, Евгения Дмитриевна, – он удивленно уставился на вторую женщину – та подалась вперед, сверлила его угрюмым взором, спутанные волосы были разбросаны по плечам. – Что это на вас нашло, Евгения Дмитриевна? Вы, ей-богу, сегодня неотразимы.
– Убью, – пообещала женщина и расслабилась, откинувшись на спинку кресла.
Трепать языками желания не было – люди устали. Вышинский, сохранивший представления о хороших манерах, разнес женщинам напитки, сам пристроился с бокалом недалеко от входа. Тянули алкоголь в тягостном молчании, украдкой поглядывая друг на друга. Присмирел полковник, снова начал мрачнеть, поглядывать на дверь. Вышинский постоянно перекладывал ногу на ногу, ерзал. Хмурился Зуев, нервно прикладывался к бокалу. Евгения Дмитриевна превращалась в изваяние, покрытое вулканическим пеплом. Маргарита Юрьевна как-то ритмично подергивалась, чесалась, теребила спутанные пряди.
– Что-то не так? – решился высказаться Вышинский. Он облизнул губы, с усилием проглотил слюну. – Почему такие грустные? Все нормально, последний раунд остался за нами, мы одни на этом адском судне… Маргарита Юрьевна, что с вами? Кто-то сделал вашу куклу Вуду и тыкает в нее зубочисткой?
Блондинка промолчала, только глаза ее сделались как озера, поросшие болотной ряской.
– Все отлично, Роман Сергеевич, – голос полковника звучал, как из перевернутого ведра. – Мы прекрасно себя чувствуем. Не дает покоя лишь один элементарный вопрос. Маленький такой. Где Бобрович?
Застонала Евгения Дмитриевна, уткнула голову в колени. Из глаз Маргариты Юрьевны потекли слезы. Растерянно заморгал Зуев.
– Минуточку, господа, минуточку… – забормотал он. – Чего вы так волнуетесь? Дмитрий Валентинович все время был с нами, я совсем недавно его видел. Мы бродили по яхте, он был рядом, потом сказал, что хочет отлучиться в туалет… Он сейчас придет, не переживайте…
Но дверь в кают-компанию оставалась закрытой, лестница не скрипела. Текли минуты, а Бобровича не было. По каюте ползли флюиды страха, забирались в черепные коробки, превращали людей в жалкие подобия существ с чувством собственного достоинства.
– Не стоит нервничать, господа… – просипел Вышинский. – Если мы все собрались в кают-компании, это не значит, что и Бобрович был обязан сюда явиться. Он мог забраться в любую из кают, упасть на кровать, чтобы передохнуть – уснуть, в конце концов. Мы жутко измотаны, сейчас любой из нас, кто окажется в горизонтальном положении, уснет без задних ног…
Все это было именно так, повода для паники не было, но паника вновь охватывала измученных людей. Алкоголь не помогал, текли минуты.
– Дьявол! – встрепенулся полковник. – Если этот тип действительно уснул, я лично вышвырну его за борт! Ну что, вперед, унылые мои? Теперь на поиски Бобровича? Что вы так смотрите на меня, Маргарита Юрьевна? – и полковник нескладно пошутил: – Хорошо, мы выполним ваше завещание – развеем ваш прах над морем…
Четверть часа спустя выяснилось, что взятые в плен труженики «Ковчега» по-прежнему томятся в машинном отделении и, судя по звукам, еще не развязались. Бобрович растворился в параллельных пространствах. Никаких следов! В туалете первой каюты, впрочем, присутствовал «свежий» запашок, но это свидетельствовало лишь о том, что до унитаза Дмитрий Валентинович все же добрался. На крики и призывную ругань он не отзывался. Потрясенные люди выбирались на левый борт. Маргарита Юрьевна хлюпала носом. Евгения Дмитриевна выглядела все хуже и хуже. Зуев ссутулился, побледнел. Вышинский нервно озирался – он теперь, по образу и подобию Федора Ивановича, таскал с собой кухонный нож. На полковника было страшно смотреть – он превращался в какую-то рыхлую развалину. Запали глаза, щетина торчала дыбом. Люди стояли на ветру, пытались что-то придумать, придумать хотя бы смешное объяснение.
– В это трудно поверить, господа, – произнес замогильным голосом Костровой, – но имеется вероятность, что члены команды ни в чем не виноваты.
– Чушь, полковник, – поежился Вышинский. – Что вы хотите сказать?
– А что тут непонятного? – выкрикнула Евгения Дмитриевна. – На яхте, кроме нас оставшихся, никого не было. Команду обезвредили и изолировали. А человек пропал. По-вашему, он сам это сделал? По доброй воле? Из вредности?
– Если разобраться, любой из нас мог его подкараулить, – гнул кладбищенским тоном полковник. – После изоляции команды мы расслабились, каждый болтался, где хотел, мы не следили ни за временем, ни за людьми. Павел Гаврилович якобы демонстративно полез на кокпит, хотя непонятно, где был до этого и после этого…
– А вы демонстративно завернули на камбуз, – огрызнулся Зуев. – Хотя из камбуза пробраться к каютам гораздо проще, чем с капитанского мостика…
– Цыц! – взревел полковник. – Вы удивитесь, Павел Гаврилович, но я точно знаю, где был и что делал! А вот что делали вы, я не знаю. И вы трое – тоже, – полковник взял на изготовку кухонный нож, чем вызвал неоднозначную реакцию в рядах упомянутых. – Фактически любой из вас мог подкараулить Бобровича, треснуть его чем-нибудь по башке.
– Вы охренели, полковник, – шмыгнула носом Маргарита Юрьевна. – Треснуть-то можно, а дальше? Тащить эту тушу через половину корабля, чтобы сбросить за борт? Я похожа на Ивана Поддубного?
– Если бы тащили, мы бы заметили, – флегматично сказала Евгения Дмитриевна. – Для преступника это слишком рискованно – мы все находились где-то рядом.
– Подождите, подождите, – замотал головой Вышинский. – Я не верю, что кто-то из нас мог напасть на Бобровича… Господа, поработайте мозгами, вы же умные люди, сосредоточьтесь. Пропали уже пятеро, почему не допустить, что один из пропавших и есть преступник? Ведь если он пропал, на него никто не подумает, верно? Это такой избитый ход в детективной литературе…
– Во-первых, мы не в детективной литературе, – возразила Маргарита Юрьевна. – Во-вторых, если это так, то где он прячется? Мы несколько раз облазили всю яхту! Я могу по ней ходить уже с закрытыми глазами!
– Ну, мало ли, – смутился Вышинский. – Это сравнительно большое судно, мы не можем добраться до всех тайников, предусмотренных конструкцией.
– Да ради бога, – прогудел полковник. – И кого же вы, Роман Сергеевич, прочите на роль злодея? Слюнтяя Аркадьева? Не смешите, вся суть этого жалкого человечка у нас перед глазами. Скандалиста Глуховца? Да чем он лучше Аркадьева? Дылда стоеросовая… Есаулова Полина Викторовна? Ха, не смешите мои тапочки… Желтухин? Отличный кандидат, Роман Сергеевич, но меня это не проймет: прохвост Желтухин со всеми его пороками и сильными сторонами – наш человек…