Девушка бросила взгляд на бухту и увидела всего в двадцати пяти ярдах – она могла бы добросить туда камень – черный верх пустой бочки, плывущей на поверхности.

– Нет, ты посмотри, – обратилась она к малышу, успокаивая его звуком голоса. – Эти ребята наполнили мусорную жестянку всем этим дерьмом, а потом взяли и оросили в бухту, чтобы все вынесло народу на участки. Знаешь, Джереми, самое поганое в жизни то, что люди воняют.

Она взяла полотенце и сумку, посадила ребенка на бедро, миновала ворота и пошла по тротуару, болтая всякую чушь, чтобы малыш оставался спокоен, и клянясь самой себе: что бы там ни было, на следующее лето она должна найти более легкий способ зарабатывать пять паршивых зеленых в час.

34

Разъяренное существо металось среди расплывающегося мусора, хватало наудачу куски отбросов и сдавливало их, словно насилие каким-то образом могло помочь выжать из них питательные элементы, отсутствовавшие там. Некоторые куски насыщали, но очень немногие, и от этого потребность в еде только возрастала. В большинстве же эти отбросы были бесполезны, а существо не умело отличить одни от других.

Его жабры напряженно работали, засоренные инородными частицами, которые застревали в жаберных лепестках и мешали их пульсации.

Существо сделало неверный выбор, поверив запаху, а не инстинкту.

Оно медленно вытолкнуло себя на поверхность и подождало, пока глаза не сфокусировались на берегу.

Пусто. Живые создания исчезли.

Однако они находились где-то там, вместе со многими другими, им подобными. Существо знало это.

Оно знало также, что к ним можно приблизиться и схватить их.

Но требовалось принять еще одно решение – решение, на которое существо было запрограммировано, но осуществление которого оставалось (по крайней мере, так существо чувствовало) за пределами его возможностей.

Оно позволило себе снова медленно погрузиться и отдохнуло на грязном дне, перекатываясь под воздействием течения, как лента водорослей, пока зондировало собственный мозг в поисках давно утерянных ключей к давно спрятанным замкам.

Мозг существа, затуманенный, но не медлительный, нетренированный, но не беспомощный, отвечал тем активнее, чем больше оно его загружало.

Один за другим появлялись ключи.

Наконец существо узнало, что и как должно сделать.

Словно получив при этом новый заряд энергии, оно поползло по дну, поднимавшемуся к мелководью. Когда спина его почти выступила над поверхностью моря, существо боком подвинулось под прикрытие каких-то валунов и выждало некоторое время, обшаривая глазами берег, чтобы быть уверенным, что оно в одиночестве. Даже убедившись в этом, оно подождало еще несколько минут, повторяя предстоящие шаги и внутренне противясь расставанию со знакомым и безопасным миром – и насколько долгому расставанию? Навсегда, как понимало существо, уверенное только в одном: от сделанного выбора зависит его жизнь.

Оно присело, погрузило голову и жабры ниже поверхности и прокачало воду через системы организма, насыщая кровь кислородом, как ныряльщик, готовящийся к рекордному погружению.

Существо подняло голову, подтянулось, встало на ноги и пошло. Мышцы ног были слабые – они не носили тело полстолетия, но все же держали существо и с каждым шагом обретали крупицу новой силы.

Ему требовалось укрытие, чтобы выполнить операцию, предписанную программой, – и требовалось очень скоро. У существа отсутствовало чувство времени, и оно не знало, что значит «скоро», но знало, что об этом скажет его кровь: как только кислород будет израсходован, потребуется еще, и мозг окажется в кризисном состоянии.

Скоро.

* * *

Улицы были пусты, двери закрыты, окна занавешены. Однако существо чувствовало себя выставленным на всеобщее обозрение, поэтому заняло относительно укромную позицию в тени между двумя зданиями. Уши его теперь могли слышать, а не только отмечать перепады давления, и они слышали беспорядочные звуки где-то неподалеку.

Существо миновало еще несколько дверей, повернуло на другую темную улицу, снова увидело запертые двери и уже собиралось еще раз повернуть, когда в углублении на дальнем конце улицы обнаружилась открытая дверь. Оно потащилось к этой двери, оставляя илистые следы и получая первые сигналы тревоги от мозга, требовавшего кислорода.

Дверь оказалась большая и широкая, внутри – темно и пусто.

Оно посмотрело вверх и увидело то, что требовалось: толстые балки, несущие крышу.

Существо не могло допрыгнуть до балок, не имелось также ни каната, ни лестницы. Оно попробовало когтями стену – дерево оказалось мягким от старости, гниения и влаги, когти вошли в него, как в мокрую глину.

Глубоко вонзая когти, существо вскарабкалось по стене, как пантера.

Это усилие забрало кислород из крови, и, когда существо достигло первой балки, сигналы тревоги в мозгу слились в сирену. Оно закинуло ноги за балку и повисло в дюжине футов над грязным полом вниз головой с болтающимися руками. Струйка жидкости потянулась изо рта и достигла пола.

С минуту существо ожидало, вслушиваясь в происходящие изменения в обмене веществ. Перемены осуществлялись слишком медленно. Раньше, чем внутренние органы очистятся, раньше, чем можно будет остановить и снова запустить сердце, мозг начнет умирать из-за нехватки кислорода.

Тогда, как учили существо пятьдесят лет тому назад, как оно уже однажды проделывало на практике, оно прижало кулаки к животу под грудной клеткой и резко надавило вверх.

Изо рта подобно рвоте хлынула зеленая жидкость. Первый спазм спровоцировал второй, потом третий; наконец началась серия судорог, выкачивающая воду из легких и выгоняющая ее сквозь трахею.

В грязи на полу образовалась зловонная лужа зеленой влаги, крошечное болотце.

Всего через несколько секунд легкие оказались опустошены, грудная полость сократилась.

Проделав все это, существо повисло неподвижно, зрачки у него закатились назад, белки светились как фосфор. Капли слизи стекали по стальным зубам, падая как изумруды.

Жизнь существа как подводного создания окончилась.

С медицинской точки зрения оно было мертво. Сердце не начинало биться, жидкость в венах оставалась неподвижна.

Но мозг еще жил, и он через синапсы дал команду на последний электрический разряд, который должен был восстановить жизнь тела.

Тело снова содрогнулось, но на этот раз оно не извергло жидкости.

На этот раз существо закашлялось.

35

Элизабет захлопнула за собой дверь, спрыгнула на тротуар и постояла неподвижно, пытаясь понять, где находится процессия. Она, конечно, не могла ее слышать, но ощутила по пульсации в барабанных перепонках и по тончайшей дрожи, которую улавливали босые пятки. Барабаны и туба рассылали ударные волны по воздуху, а шаги сотен ног сотрясали тротуары на целые кварталы во все стороны.