Посмотрев на фотографию Суслина, дедок покачал в раздумье головой и сказал, что, похоже, он это был. Но опять же — темно. Вот если того мужика снова здесь ему показать, он наверняка бы его узнал. А так — похож вроде, но и врать не хочется…
Два хлопка — это понятно, пистолет был с глушителем, и выстрелов было два. Худо-бедно, такая вот информация к размышлению. А в общем-то, получалось так, что Филя за какие-то два дня успел сделать гораздо больше, чем двое оперов из министерства за несколько дней своего пребывания в Белоярске.
Ну и что дальше? Приобщить показания деда? Озвучить факты приездов убийцы-Суслина в Белоярск и его близкого и давнего знакомства с помощницей губернатора? Это все можно, но, к сожалению, захочет ли суд рассматривать эти весьма косвенные свидетельства? Заставить же Лидию говорить правду — нереально. Да и заступники у нее мощные.
Заступники?! Гордеева вдруг озарило. И он даже немного испугался своей наглости. Но идея, в самом деле, стоила того, чтобы с ходу не отбрасывать ее.
Наталья Павловна Толмачева перевалила уже тот рубеж, когда женщина может рассчитывать на какие-то кардинальные изменения в своей жизни. Но она по-прежнему оставалась женщиной яркой и жаждущей гораздо большего, чем наградила ее судьба. Судейская должность в крае заставляла ее быть жесткой и непримиримой к любым доводам, которые не соответствовали ее личному взгляду на то или иное событие. Умение, а главное, желание командовать, постоянно руководить, быть судьей всему происходящему выковали характер поистине железный.
И все же где-то далеко, в глубине души, ей очень хотелось быть женщиной. Которую бы ласкали не за то, что в ее руках власть, а потому что она красивая, нежная и… страстная, хотя об этом боязно даже и думать, а не то что тайно позволять себе, как это делают некоторые другие.
Жизнь старательно ожесточала ее. И этому необратимому процессу способствовало буквально все в этом проклятом городе, где каждый просвечен насквозь. Где сказанное слово — порой абсолютно безобидное — обрастает такой коростой сплетен и ненависти, что за себя страшно становится…
А самой большой неприятностью, которую только могла подбросить ей злая судьба, видать, в наказание за прошлые грехи, была для Натальи помощница Гусаковского — нормального же, в сущности, мужика — Лидка Горбатова. Она была моложе, красивее, как ни пыталась Наталья думать противоположное, удачливее, а по большему счету — наглее ее. То есть более подлой особы Наталья до сих пор не видала. Перешагнуть там через человека — это же ей в радость, в охотку. Словом, называя вещи своими именами, — блядь со всеми сопутствующими отвратительными качествами характера. Уже одно только упоминание имени Горбатовой портило судье настроение на весь божий день.
И вот позвонил ей с утра, причем по домашнему телефону, закрытому для всех в городе, московский адвокат. Она сперва обомлела от такого нахальства. Но он голосом мягким и проникновенным принялся так извиняться, так уговаривать простить его за единственную возможность сказать ей хотя бы два слова, чтобы они не стали достоянием городских сплетников, что у нее как-то и сил не хватило послать его ко всем чертям и еще подальше. Что она обычно и делала без раздумий. А всего и дела-то — разрешить ему подъехать в любое указанное время, в любую удобную ей минутку на предмет важного для него, адвоката, доверительного разговора, о котором не узнает ни одна живая душа.
Он нес эту ахинею, умоляя, упрашивая, а Наталья почему-то не отшивала его, слушала. Не слова слушала, а голос, который их произносил, — мягкий, ласковый, даже убаюкивающий, дьявол его забери! Ну и черт с тобой, решила она, подъезжай в суд, выберу для тебя минутку-другую, есть там подходящее помещение…
Он приехал в указанное ею время. Прошли в пустую комнату для совещания при вынесении приговоров.
— О, пардон, — заметил Гордеев, вынимая из своей папки тщательно упакованный в целлофан букетик первых подснежников, явно прибывших откуда-нибудь с юга. — Боялся, как бы они не замерзли, — улыбаясь, снова извинился он и подкинул ей комплимент. — Обожаю, когда красивая женщина улыбается!
Наталья внимательно посмотрела на него: нет, розыгрышем или какой-нибудь там иной гадостью вроде не пахло. Взяла подснежники, раскрыла целлофан, поднесла к лицу, вдохнула и… почувствовала, как что-то слегка запершило в горле. Уже и забыла, когда ей в последний раз дарили цветы… Дожила…
— Наталья Павловна, я постараюсь уложиться буквально в пять минут, не больше, только очень прошу: выслушайте меня внимательно, а дальше поступайте, как считаете для себя возможным и необходимым. Ни обид, ни возражений с моей стороны не последует, клянусь.
Адвокат искренне прижал руку к сердцу и пронзил ее вдруг таким свирепым и нежным взглядом, что у судьи Толмачевой стало горячо в груди, в животе… Ну, где обычно разливается жар, когда уставшая от бесконечного воздержания женщина вдруг ощущает острый приступ бабьей своей тоски и почти непреодолимого желания! Но она — сильная женщина — лишь глубоко вздохнула и снова, чтобы скрыть душевное смятение, опустила нос в пакетик с пахнущими пьянящей свежестью подснежниками.
Рассказ Гордеева занял гораздо больше времени, чем было обещано. Он верно расставил акценты. Кратко изложил первое дело Минаева, которое благополучно развалилось ввиду того, что собранные доказательства его вины были сфабрикованы, подтасованы и возмутили даже видавших виды руководителей Генеральной прокуратуры.
Затем последовал короткий марш-бросок на комбинат «Сибцветмет», из-за владения которым и развернулась битва. Кратко — об убийстве журналиста и задержании убийцы.
После этого Юрий Петрович совершил столь же короткий экскурс в фактическую сторону убийств, происшедших в последнее время в Белоярске.
Видя возникшее нетерпение в глазах Толмачевой, которой все эти факты были давно известны, и понимая, что интерес ее к дальнейшему мог пойти по убывающей, Юрий сделал эффектный ход. Он назвал то конкретное лицо, которое в наибольшей степени было заинтересовано во всех перечисленных преступлениях. Краткая эффектная пауза и фамилия: Горбатова Лидия Михайловна. И, кстати, киллер, как выяснилось, практически ее названый брат, из одного детдома.
Толмачева была в буквальном смысле ошарашена.
Она откинулась на спинку стула. Даже глаза зажмурила, будто новость ослепила ее.
Теперь должны были последовать ее вопросы и первый из них — зачем? Горбатовой-то зачем это нужно? Нет, тут явно какая-то путаница.
Но путаницы не было. И Юрий Петрович мог позволить себе больше не торопиться. Проведенные в Москве и Белоярске расследования позволяют сделать предварительные выводы… Пока… Улики и доказательства еще следует искать, но уже то, что имеется на сегодняшний день, показывает… и так далее. Но не адвокату же вести это расследование?! Есть следственные органы, которые, к сожалению, большой охоты вести его не испытывают. Может быть, не стоит мучить местных правоохранителей, для которых важнее не закон, а указание губернатора, точнее, его правой руки мадам Горбатовой? От которой, кстати, с большой охотой в свое время избавились на Центральном телевидении? Да и что говорить о женщине с отсутствующими какими бы то ни было моральными устоями?