Две молодые женщины в милицейской форме строго и придирчиво проверили все необходимые документы у водителя и сопровождающего и только после записи в журнал и звонка по внутреннему телефону пропустили автозак к следующим железным воротам.
Там все действия повторились. Но на этот раз постовыми были не милиционерши, а крепкие солдаты и сержанты под командованием толстого прапорщика. Они не только дотошно проверили документы, обмусолили каждую бумаженцию, но и просмотрели специальными зеркалами на длинных ручках всю машину сверху донизу, оглядели днище и даже моторный отсек. Милиционеры сдали оружие — их пистолеты и автомат уложили в специальные ящики, а взамен выдали контрольные карточки. Вся процедура заняла минут десять.
Проехав третьи ворота, автозак оказался на солнечном внутреннем дворе Бутырского следственного изолятора. У дверей «приемного отделения» автобус остановился, боковая дверь отъехала вдоль борта — и оттуда выскочил на землю третий милиционер с автоматом наперевес.
— Выходи! — крикнул он внутрь автозака. — Не останавливаться! Руки за спину!
Щурясь от яркого солнца, появился измученный Аслан. Спуститься из автобуса, держа руки за спиной, ему было трудно.
Первое, что бросилось Аслану в глаза, — мощные круглые башни старинной Бутырской крепости. Массивные кирпичные стены, крошечные окошки с толстыми черными решетками. И высокая белая стена, окружающая двор, на которой по периметру красовалась повторяющаяся угрожающая надпись: «Ближе 1 метра не приближаться! Открываем огонь без предупреждения!»
Больше ничего разглядеть не успел. Сразу провели в «контору», оформили, проверили, зарегистрировали, провели что положено, выдали что положено и вывели дальше в широкий мрачный коридор. Железные двери камер по обе стороны. Прошли в самый конец, отворили ключом решетчатую перегородку, прошли в замкнутый отсек, закрыли за собой перегородку, открыли следующую…
И так раз за разом, открывая и закрывая решетки спереди и сзади, проходили коридорами, поднимались по лестницам, блуждали по лабиринту переходов. Всюду мрачная сырость, звонкий кафель под ногами. Штукатурка, когда-то в допотопные времена бездарно выкрашенная зеленой масляной краской, отваливается целыми пластами, крошится и слетает кривыми стружками.
Наконец Аслана поставили лицом к стене, звякнули ключи, заскрипели вековые дверные петли, пахнуло спертым воздухом, донесся гул голосов и стих…
— Приехали, — сказал конвойный и подтолкнул Аслана в камеру. — Обживайся!
Будущие сокамерники встретили его без особого интереса и волнения. Взглянули будто мимоходом, приблизительно оценили, сплюнули и снова вернулись к своим прерванным делам.
Аслан, не двигаясь от порога, внимательно осмотрелся. По всей вероятности, тут ему предстояло провести значительную часть ближайшего будущего. И от того, как он сделает первые шаги, во многом зависела его судьба…
Справа от двери за невысокой загородкой располагается умывальник и унитаз. Ясно.
Прямо по курсу — узкий проход между многоярусными нарами. И небольшой стол в конце этого прохода. За ним на торцевой стене еще несколько этажей нар и над ними небольшое мутно-белое зарешеченное окно. Самые козырные места. Авторитеты там… тусуются.
Все нары были плотно заняты, на каждом спальном месте кто-то храпел, кто-то просто свернулся, как собака, калачиком. На нижних нарах сидели небольшими группками, компаниями. Говорили о чем-то, кто-то ел, кто-то читал, кто-то молча и тупо раскачивался из стороны в сторону… Народу было много. И от дыхания десятков людей в камере было невыносимо душно.
Скоро организм привыкнет. И перестанет замечать. Лишь бы туберкулез не подхватить…
Мимо Аслана, чуть отодвинув его плечом, прошмыгнул к унитазу невзрачный человек в драном спортивном трико, на ходу стаскивая штаны. Сел на унитаз, шумно и быстро опростался. Встал, не подтираясь, не спуская воду, натянул штаны и тут же затерялся где-то в темноте под нарами.
— Баклан! — крикнул зычный голос. — Ты опять? Что, я за тебя буду воду спускать?
— Тут свежачок залетел, — пропищал кто-то с верхних нар. — Пусть на коллектив поработает! Спустит, — в разных углах хохотнули, — пару раз. А мы ему потом поможем… Веничком протолкнем. Поглубже!
— Обломитесь, — тихо, но внятно сказал Аслан, проходя вперед.
— Братаны! Да это крутой! — засмеялся писклявый наверху. — На бздюм его! На бздюм!
— Погоди. — Владельцем зычного голоса оказался широкоплечий детина почти двухметрового роста. — Ты, брателла, каких кровей будешь? — обратился он к Аслану.
— Я? — Аслан хотел выиграть время и успеть определиться, как тут могут отнестись к тому, что он не просто «лицо кавказской национальности», но и чеченец?
— Он не ассур, — определил писклявый. — И не армянин!
— Я чечен! — твердо заявил Аслан. Тут ничего не утаишь.
— Ну, — разочарованно протянул писклявый, — тогда иди дальше! Канай, кент!
Аслан сделал еще несколько шагов вперед.
— Еще дальше, — приказал зычный голос.
Когда глаза немного привыкли к полутьме, а горло к духоте, Аслан разглядел прямо перед собой нескольких человек, сидящих рядком на нижних нарах и уставившихся на него в упор:
— Ты действительно чеченец? — спросил один из них на родном языке.
— Наши родовые земли в аиле Старая Сунжа, — так же ответил им Аслан.
— Почему ты тут?
— На то воля Аллаха! — смиренно поклонился Аслан.
— Мы тебя конкретно спрашиваем. Все равно сегодня же все будет известно. Тебя как зовут?
— Аслан Магомадов.
— Знаю я Магомадова! — поднялся один из этой компании и вышел на свет.
Это был высокий и худой мужчина лет пятидесяти. Совершенно седой. С лицом уставшего и разочарованного библейского пророка. Он с брезгливостью оглядел Аслана, поморщил нос, будто обнюхивая, и безапелляционно заявил:
— Но это не он! Не похож… — подумал и добавил: — Или похож?..
— Я не единственный Магомадов на свете. — Аслан, сдерживаясь, опустил глаза.
— Тот служил у Бараева. Я его сам видел!
Они земляки, чеченцы… Вот только какие? Скорее всего, московские уголовники. Аслан промолчал, ожидая продолжения разговора, каких-то слов, по которым можно было бы точнее сориентироваться, куда они клонят, чего допытываются?
Но и собеседники замолчали, рассчитывая услышать комментарии с его стороны.
— Ты служил у Бараева? — напрямик спросил седой.
— Нет, — Аслан будто бы соврал, но сказал правду, — я только выполнял его отдельные поручения.
— Какие?
— Это его тайна. Я не могу чужую тайну открыть.
— А в «конторе» перед следаками ты так же сохраняешь чужие тайны?