Девон была разочарована, но продолжала поддерживать и воодушевлять его, одобряя его “свободные” статьи (потому что этой работой он гордился больше всего), чтобы помочь ему развить сюжет для романа. Она часто обвиняла его в том, что он идет по проторенной колее комфортного выживания. Не раз она говорила ему, что его роман явится воплощением его мечты о свободе и самовыражении, которых он никогда не достигнет.
Их брак начал разваливаться четыре года назад, хотя ни один из них об этом не догадывался. Юстин, их сын, поступил во второй класс школы Аллен-Стивенсон, и впервые в жизни он отсутствовал дома с восьми до четырех. Девон устроилась на работу в рекламном агентстве и, к своему удивлению, оказалась хорошим – а со временем и более того – блестящим – копирайтером [2] . Когда ее начальник и двое коллег бросили это агентство, чтобы организовать новое, они взяли ее с собой. За год она стала главным копирайтером и партнером фирмы. Ее годовая зарплата составила 50000 долларов, не считая премии в половину этой суммы.
Ей нравилось все в ее работе – долгие часы присутствия, спешка с отчетами, путешествия, она любила развлекать клиентов, ей нравилось также и возбуждение от необходимости убеждать публику тратить деньги именно на ее продукцию, а не на продукцию конкурента.
Она построила себе мир, в котором была счастлива, в то время как Мейнард плавал в мире, созданном кем-то другим, и достаточно преуспевал в нем, практически ничего не делая и даже не зная в точности, чего он хочет. У него не было особого стремления к славе, а к знаменитостям он относился с неодобрением: он верил в предсказание Энди Уорола о том, что к 2000-му году каждый в Америке сможет стать знаменитостью за 20 минут. Единственной настоящей его страстью была история. Вероятно, это происходило из-за того, – пришел он к выводу, – что он подсознательно не был удовлетворен настоящим. В своих снах наяву он жил в эпоху открытий (скажем, в конце пятнадцатого – начале шестнадцатого столетия), когда люди делали то, что они делали, только ради того, чтобы делать, путешествовали просто потому, что никто до них в этих местах раньше не бывал, и жили (он вспомнил цитату из книги об Испанском Мейне) “как во сне – свободные от каких бы то ни было обязательств, они мчались по жизни, предаваясь смертельным забавам...”
Его мечта была кошмаром для Девон. Наконец они сошлись на том, что у них разное будущее. Она не стала требовать с него алименты и согласилась на символическую сумму в 500 долларов в месяц на содержание ребенка.
– Прекрасно, Нэнси, – сказал Мейнард. – Просто прекрасно. Девон мне звонила?
– Да, сэр. Она ушла на ленч. Она с ума сойдет, когда узнает, что вы звонили в ее отсутствие.
– Само собой. Чего она хотела? – Он знал, что Девон рассказала Нэнси, в чем дело; без причины она никогда не тревожила, а для Нэнси вряд ли могло найтись что-нибудь такое, чего она не смогла бы качественно передать. Мейнард думал, что на самом деле Девон никуда не уходила и была на своем месте, но она просто не хотела разводить с ним праздные и пустые разговоры. Он понимал, она считала его частью прошлого, и если он еще и не совсем забыт, то все же засунут подальше, в дальний угол кладовки; и его доставали – вместе с детскими рисунками и дневниками времен учебы в колледже – только тогда, когда подкрадывалась ностальгия.
– Она подумала, не смогли бы вы взять Юстина на несколько дней. Ей нужно ехать в Даллас, и...
– Конечно. Прекрасно, – перебил Мейнард. – Начиная с какого числа?
– С завтрашнего дня. На неделю.
– Хорошо. Скажите ему, чтобы автобусом доехал досюда, и... – Он остановился. – Нет, забудьте это. Раздел “Тенденции” на этой неделе закрыт. Я заберу его после школы.
Мейнард повесил трубку и открыл папки, которые принес из библиотеки. Большинство вырезок были статьями из раздела “Тенденции”, начиная с середины 50-х годов, о различных стадиях развития лодочного спорта в США. Там были рассказы о выставках катеров и яхт, о новых открытиях в области ферро-керамических корпусов, о плавучей инфляции, как о средстве борьбы с энергетическим кризисом. Были и короткие заметки об исчезновении или о катастрофе в случае отдельных судов. Но ничего такого, что перекликалось бы со статистикой “Уолл-Стрит Джорнэл”.
Затем он нашел одно упоминание в пакете данных Береговой Охраны. Он мог бы его и пропустить, если бы заметка не упала на пол. Это был бюллетень Береговой Охраны, призывающий яхтсменов соблюдать особые предосторожности, когда они находятся в районе Мексиканского залива, близ Багамских островов и в Карибском море. И, что еще более заинтересовало его, там была ксерокопия служебной телеграммы на 4000 слов, озаглавленной “Смерть в верхних широтах – заря новой, опасной для человека эры”.
Один раз он прочитал ее быстро, второй раз – внимательно, подчеркивая строчки при чтении, а затем пошел через холл в кабинет Хиллера. Дверь была закрыта.
– Он редактирует, – сказала секретарша Хиллера.
Мейнард кивнул ей и открыл дверь.
Хиллер, сгорбившись за столом, вписывал изменения на полях и между строками статьи. Он поднял глаза, возмущенный тем, что его прервали, но, увидев Мейнарда, улыбнулся и сказал:
– Маргарет Трюдо.
– Что?
– Для обложки. Она динамитна! Хорошо свинчена и хорошо сложена. Она естественна.
– Ну что ж...
– Подумай об этом. Я от тебя больше ничего не прошу.
– Слушай, я кое-что раскопал по этому делу с кораблями. В вырезках. Исчезновений было действительно шестьсот десять – а к настоящему времени даже больше, эта статья годичной давности. Никто не знает почему. Береговая Охрана считает, что пятьдесят из них могли пойти ко дну – знаешь, сломались и утонули. Еще полдюжины или дюжина, они знают, были похищены.
– Как это?
– Очень просто. Скажем, мамаша и папаша собрались в круиз. Они могут справиться с лодкой во внутренних водах, но, добравшись до Флориды, они хотят плыть дальше, в Карибское море, и им нужны помощники. Они где-нибудь останавливаются и нанимают команду – одного, или, может быть, двух типов, которые объявляют, что будут работать бесплатно, если их довезут до какого-нибудь острова. Через пару дней после того, как они выйдут из Флориды, они убивают мамашу и папашу, бросают их за борт и забирают судно.
– Для чего?
– Есть две причины. Они могут отправиться на север и продать судно, подделав бумаги, в которых будет написано, что они его купили, или же могут передать кому-нибудь, кто поменяет номера и документы на него и перепродаст это судно. Даже если они получат одну пятую его стоимости, это будет десять-пятнадцать тысяч долларов. Или же они перегоняют корабль на юг и используют его для перевозки наркотиков из Колумбии. Их называют “кузнечиками”. Какой-нибудь грязный старый колумбийский корабль никогда не проникнет без досмотра в порт Восточного побережья, но чистый, зарегистрированный в США, когда он возвращается домой, – его никто и не остановит. После этого судно отводят от берега, пробивают дно, возвращаются в шлюпке на берег и ждут следующего дурака.