– Нешто не понимаешь? Кто с бабами с воли переписывается? Давай, читай. Посмеемся.
Сидя на койке в тесном кружке зеков, Малек наслаждался собственной популярностью. Недавно он получил письмо от очередной кандидатки в подруги жизни и теперь в который раз перечитывал его вслух по заявкам слушателей.
– «Здравствуй, дорогой Игорь!» – произносил он нарочито визгливым, придурковатым голосом и комментировал: – Ишь ты, ни разу меня не видела, а уже «дорогой».
– Подстилка! Шалава! – раздавался одобрительный гул голосов. – Нормальная баба незнакомому мужику так не напишет.
– «…Когда я прочитала твое письмо, то сразу поняла, что ты именно тот человек, который нужен мне и моему пятилетнему сынишке Никитке».
– Гы-гы! Папаша! – развлекалась публика, похлопывая Малька по плечу.
– Ответь ей, Малек, ответь: «Признайся сначала, от кого прижила байстрюка, а потом я еще подумаю!»
– «Так уж случилось, – издевательским тоном читал дальше Малек, – что в жизни мне не посчастливилось встретить настоящего мужчину, а хотелось бы… Я работаю учительницей музыки в детской музыкальной школе. Ты писал, что любишь современную музыку. Я тоже, но еще мне нравится классическая, особенно Чайковский и Моцарт».
– О загнула!
– Училка! Образованная!
– «Не посчастливилось встретить…» Ты ее осчастливишь, это точно!
– А то! Пусть только получше попросит.
– Долго просить придется! Тебе, Малек, здесь еще трубить и трубить!
– Фотку прислала? Дай посмотреть.
– Не прислала, зараза!
– Жаль!
– Ты глянь, на пяти листах письмо накатала!
– По мужику стосковалась.
– Это точно!
– Эй, Малек, пока ты первую страницу читаешь, дай мне вторую почитать, я эту уже слышал!
Не принимая участия в общих забавах, Трофимов тем не менее пользовался авторитетом среди зеков. Он был едва ли не единственным с высшим образованием, а «грамотные» всегда пользуются некоторым уважением среди уголовников. А уж если человек сумеет с самого начала «поставить себя»…
Трофимов в подробностях помнил свой первый день, когда переступил порог лагерного барака. Конечно, до этого была тюрьма, но закрытый следственный изолятор – это совсем другое дело. Подлинное «боевое крещение» он получил именно здесь. Тут он столкнулся с настоящими уголовниками, с жестокими вертухаями, впервые узнал главные законы лагерной жизни, из которых «человек человеку волк» и «око за око, зуб за зуб» – наиглавнейшие.
Когда он вместе с тремя другими присланными по этапу зеками вошел в барак, на них сразу же уставились несколько десятков пар глаз. Появление новых людей – всегда развлечение для старожилов. Это иногда означало передел мест на нарах, если новоприбывшие оказывались «законниками», или всеобщее веселье при процедуре «вписки». В бараке разыгрывался целый спектакль, в котором новеньким отводилась главная роль. Однако правила игры устанавливались старожилами, и от того, насколько точно новые смогут угадать то, что от них требуется, зависел их будущий статус на все долгие годы, которые им предстояло провести в лагере. Новеньким задают множество разных вопросов «с подковыркой», загадок, кидают в них разные предметы, причем на каждый они должны отреагировать по-своему. Главное здесь – не уронить достоинство, и, даже если ответ будет отличаться от общепринятого и ожидаемого, зеки запросто смогут высоко его оценить как остроумный и изобретательный.
Когда Трофимов, например, вошел в барак, ему сразу же кинули с верхних нар веник.
– А ну, поиграй-ка на балалайке!
Он поймал веник, поглядел на хитрые рожи зеков и швырнул его обратно:
– Настрой сначала струны!
А вот один из пришедших с ним, хилый парнишка с изможденным лицом, которого посадили за кражу стройматериалов из военной части, сразу уселся на ближайшие ко входу пустые нары. Те оказались «зашкворенными», то есть такими, которыми пользуются лишь «опущенные». Тот же, кто дотронулся до такой вещи, сам автоматически переходит в разряд «опущенных». Парнишке потом пришлось нелегко…
Заканчивается же процедура «вписки» всеобщим и веселым избиением новичков. Впрочем, бьют не больно, так, для острастки и чтобы хоть как-то скрасить серые лагерные будни…
Слушая гогот обитателей барака, Трофимов вспоминал, как пришлось кулаками отстаивать свою честь, как уголовники начали его уважать за мужество и, главное, за потрясающую способность «тискать романы», то есть рассказывать разные истории. Хороших рассказчиков очень ценят в лагерях – долгими вечерами на зоне делать нечего, и заключенный может сойти с ума, вспоминая вольную жизнь, а так послушал – и вроде отлегло от сердца…
Трофимов рассказывал много – прочитанные книги, просмотренные фильмы, случаи из собственной жизни, которые порой были интереснее любой литературы. Кроме того, он прекрасно пел, и у аудитории вызывали бешеный восторг латиноамериканские песни на испанском языке. Конечно, больше всего нравилась незабвенная «Бесаме мучо».
– И откуда ты испанский язык знаешь? – спрашивали его не раз.
– Так… – отвечал Трофимов. – В школе изучал.
И по его лицу пробегало еле заметное облачко…
– «Очень хочу с вами встретиться и посылаю немного денег, чтобы хоть как-то скрасить вашу жизнь в местах лишения свободы», – под общий хохот завершил Малек чтение письма.
– И что, много прислала? – спросил кто-то.
– Да нет. Скряга попалась, – отвечал Малек, – всего-то на пять пачек сигарет хватило и полкило сахара. Даже фотографии не прислала!
– А у тебя-то и так целая коллекция небось!
Малек важно кивнул и спрятал письмо за пазуху. Фотографий своих «пассий» он не показывал никому…
Раздалась команда к построению на ужин. Зеки бросили свои дела и потянулись в столовую. При мысли о баланде из подгнившего гороха у всех сразу ухудшилось настроение. О том, что никаких изменений в рационе не наступит, все уже знали.
Во время ужина подбитые заводилами «шестерки» громко возмущались вслух качеством и количеством пайки. Что на зоне неблагополучно с продовольствием, начальству было известно, но следовало все равно побухтеть.
Присутствовавший в столовой начальник третьего отряда Саламов ходил между рядов и заглядывал в миски. Он и сам видел, какую дрянь приготовили зекам на ужин.
Когда закончили звенеть ложками и раздалась команда «Стройсь!», Саламов решил заглянуть на кухню.
Трофимов сидел возле теплой плиты и, надев очки с веревочками вместо дужек, читал пожелтевший обрывок газеты, в который жена Карася заворачивала содержимое продуктовых посылок. Увидев начальника отряда, он встал.
– Ну что? О чем поговорить хотел? – заглядывая в бак с реденькими остатками гороховой жижи на самом дне, спросил Саламов.