– Не бойтесь, я скажу, когда будет больно, – предупредила Алла, чувствуя мою напряженность и волнение.
Она натянула резиновые перчатки и взяла какой-то блестящий инструмент. В маске и пластиковых очках она была похожа на хирурга, но от нее пахло не больницей, а дорогим парфюмом.
Окна ее кабинета выходили в тенистый двор. На удобной полке у бормашины, успокаивая нервы, стояли цветы в голубой вазочке. Цивилизация!..
– Сейчас я посмотрю, что с вашим зубом. Давно болит?
Несколько минут мы проговорили исключительно о стоматологии. Затем она отправила меня в соседний кабинет на рентген. Когда я вернулся, она сидела за столом, закинув ногу на ногу, покачивала полуснятой лакированной туфлей и писала.
– Уже сделали снимок?
Аккуратно держа квадратик пленки за острые края, она посмотрела снимок и вынесла приговор – удалять.
– А никак нельзя его подлечить? – робко спросил я. – Лишь бы не болел.
Алла загадочно улыбнулась и отрицательно покачала головой.
Через несколько минут все было кончено, и я, взмокший от волнения, прижимая ватный ком к десне, переводил дух.
– Я выпишу вам антибиотики и обезболивающее. Вот на всякий случай мой домашний номер телефона, если возникнут проблемы, звоните в любое время.
Я промычал «спасибо», не раскрывая рта, сунул рецепты и ее визитку во внутренний карман.
– С чеком зайдите в кассу. Первый кабинет от фойе. Прямо по коридору налево.
Алла что-то черканула мелким неразборчивым почерком на квитанции. Стоя у нее за спиной, я пытался разглядеть, с какой суммой мне придется распрощаться.
Если не хватит денег, оставлю в залог паспорт, пронеслось в голове. Честное слово, меньше всего на свете мне хотелось выкладывать за этот несчастный зуб все деньги, с таким трудом выцыганенные у Генриха Афанасьевича.
Кровотечение прекратилось быстро. Я выплюнул ватный тампон, подвигал челюстями.
– Лена – ваша знакомая? – услышал я вдруг вопрос, обращенный явно ко мне.
– В некотором смысле да. Она моя клиентка.
Рука, протягивавшая мне квитанцию, застыла в воздухе. Алла смотрела на меня с оттенком удивления.
– Ваша клиентка?
– Я адвокат.
– О! У нее неприятности?
– Можно и так сказать. Она содержится в Бутырском следственном изоляторе.
На лице Аллы не дрогнул ни один мускул.
– Вы не удивлены?
– А чему удивляться в наше-то время? – философски изрекла она, пожимая плечами.
– Я думал, вы знаете об этом. Вы ведь подруги.
– Это она вам так сказала? Нет, Лена была моей пациенткой. Я давно ее не видела.
– Вас даже не интересует, что именно с ней случилось?
– Я догадываюсь. Ну ладно, что же с ней случилось?.. Вы ведь все равно не имеете права рассказывать посторонним, не так ли?
– Но ведь вы не совсем посторонняя? Лену обвиняют в убийстве своего любовника.
Алла промолчала, но ее лицо исказила легкая гримаса удивления и сочувствия.
– Я давно Лену не видела, – повторила она.
Протянула мне квитанцию, захлопнула журнал и вышла из кабинета в смежную комнату, плотно закрыв за собой стеклянную матовую дверь.
Когда шторы на окне стали наливаться светло-зеленым цветом, я понял, что ночь кончилась, на улице совершенно светло и что я уже не усну. Зуб, вернее, место, где еще недавно был зуб, казалось мне подобием огнедышащего вулкана. Хоть ту немецкую чету приглашай… Боль была просто адской.
Часы на телефонном аппарате показывали без четверти пять утра. Звонить кому-то в такое время – нажить врагов.
Я вышел на кухню, поставил чайник, растворил кофе, допил последнюю таблетку обезболивающего. Дождался, когда на часах будет пять, и все таки позвонил.
– Простите, Алла, что я вас разбудил…
– Ничего, я еще не ложилась. Болит зуб?
– Просто голова раскалывается. Не мог уснуть. Что мне сделать?
– Где вы сейчас?
– Дома.
– Далеко от Никитской? Приезжайте прямо сейчас, я вас приму.
– Да? – Я ушам своим не поверил. – Сейчас оденусь и выезжаю.
– Договорились.
Охранник молча пропустил меня внутрь поликлиники, как только я сказал, что договорился с доктором Силамикель.
Алла уже ждала в кабинете. В ответ на мои извинения коротко ответила:
– Бросьте извиняться, я сама хотела вам позвонить.
Если бы я мог четко соображать в такое время и в таком состоянии, то, наверное, все же поинтересовался: зачем она собиралась мне позвонить? Но тогда я пропустил это замечание мимо сознания.
Алла включила подсветку над стоматологическим креслом и кивнула мне:
– Садитесь.
И снова я сидел, разинув рот, напрягшись всем телом и испытывая неприятное чувство оттого, что под моими ладонями ручки кресла становятся липкими от пота.
Алла быстро провела какие-то манипуляции, промыла рану, заставила меня сплюнуть, набрала в тонкий одноразовый шприц немного прозрачной жидкости, сказала:
– Вдохните и задержите дыхание.
Игла безболезненно вонзилась в десну.
– Выдохните… Сейчас боль прекратится. У каждого свой собственный болевой барьер. У мужчин он, как правило, ниже, чем у женщин… Знаете, я думала о Лене, о том, что вы мне сказали вчера днем. Наверное, я показалась вам бессердечной? Но меня так шокировала новость, что Леночка в тюрьме, я просто не могла ничего сообразить. Все эти обвинения так серьезны?
– Очень. Если вы знаете что-то, что может ей помочь, то расскажите мне.
Эта фраза стоила мне героических усилий. Мысленно я взмолился, чтобы она ничего мне не рассказывала. Слушать я все равно был не в состоянии.
Словно прочитав мои мысли, Алла покачала головой:
– Да я, собственно, ничего не знала о ее жизни. Мы с ней познакомились довольно давно и не встречались уже года полтора-два… Как ваш зуб? Боль прошла?
Я прислушался и с удивлением понял, что боль действительно незаметно прошла и я этого даже не заметил.
Алла удовлетворенно кивнула.
– Касса сейчас закрыта. Заплатите потом, при случае. Я сохраню вашу квитанцию.
– Спасибо.
– Вы торопитесь? Завтракать вам сейчас нельзя. Предлагаю выпить кофе у меня. Заодно и поговорим. Моя квартира в этом же доме. Удобно, не правда ли?
Я подумал, что смогу тогда прямо от нее поехать на работу. Домой возвращаться через полгорода было бессмысленно.