– А что, у вас, в отличие от Чащина, есть прикрытие? – резко спросил Гордеев.
Пантелеев вздохнул и с теплотой в голосе вдруг сказал:
– Ну, вот вы приехали.
Помолчал и добавил:
– А вообще-то, кроме везения, ничего на этом свете нет. Пока тебе везет – ты здесь…
– Да, – протянул Гордеев. – Но иногда кое-что остается… например, видеозаписи.
– Остаются, – согласился Пантелеев, – и за них сажают одного, второго… Для разминки…
За окном раздался истошный звук пожарной сирены.
Слышно было, как промчалась одна машина, другая.
Потом раздался звук милицейского автомобиля.
– Что-то произошло, – сказала Лариса Матвеевна.
– Пожар, – махнул рукой Пантелеев.
Звуки автомобилей угасли.
– Где-то далеко.
– Восставший народ поджег «Вялинский рынок», – пошутила Баскакова.
– Ждите! – фыркнул Пантелеев. – Наш народ миролюбив и благодарен. Даже вору, если он, у него же украв, с ним поделится.
– Но кассета… – начал опять свое Гордеев.
– Кассеты у меня нет, – твердо сказал Пантелеев.
– Но ведь понятно, что Новицкий влип именно из-за нее. Неужели нельзя как-то узнать, где же она наконец. И что на ней?
– Вы, Юрий Петрович, не понимаете всей серьезности дела, в которое ввязываетесь.
– Это общеморальные рассуждения. А я иду небольшими шагами. По сторонам не глазею. Кассета нужна мне для того, чтобы вызволить Андреева.
– Кассета в обмен на арестанта! Ждите! Может, они только потому пока еще живы, что кассета не найдена.
– Я слышал, что кассеты давным-давно нет в городе, что она в Москве.
– Говорят много.
– Хорошо. Тогда позвольте мне поставить вас в известность о программе моего пребывания в Булавинске.
– Послушаю.
– Она предельно проста. Вызволить подзащитного Бориса Алексеевича Андреева из СИЗО. Для начала.
– Что – для начала? Ему выйти или это первый пункт вашей программы?
– Я же сказал, что двигаюсь небольшими шагами. Чтобы штаны не лопнули…
Последние слова Гордеев произносил, стараясь одновременно понять, о чем говорит Лариса Матвеевна по позвонившему телефону.
Но и она сама, закончив короткий разговор, быстро вошла в гостиную.
– А пойти придется! – произнесла, надевая ветровку поверх майки, в которой была. – Звонила Анна Михайловна. Недалеко от ее дома сгорел автомобиль. Насколько я поняла, катафалк. И, могу догадаться, не пустой. С телом Николаева.
– Черт! – вырвалось у Гордеева. – Опередили!
– Что? – не поняла Баскакова.
– Пойдемте, – Гордеев пошел к выходу. – Расскажу дорогой. Быстро же они узнали! Профессионально.
Оказалось, что ко всему прочему Баскакова еще и водит автомобиль. Они погрузились в ее «жигуленок» стального цвета и помчались к набережной, туда, где уже было полно зевак и пожарные поливали пеной валявшийся под травянистым откосом, ближе к воде, обугленный остов катафалка, окончательно уничтожая следы того, что произошло в действительности.
Пантелеева узнали.
К ним троим подошел молодой человек, перемазанный сажей.
– Это тоже из угро, Вася, – шепнула Лариса.
– Олег Федотович. – Гордеев увидел, что у парня слезятся глаза, но он не вытирает соленую влагу. – Горе… Там… там Паша Живейнов…
– Что? – заорал Гордеев.
Оперативник удивленно посмотрел на него и вытер слезы.
– Говорят, Паша Живейнов… там тоже был… Жору сопровождал…
– Но откуда?..
Вася пожал плечами.
– Насмерть? – Пантелеев рванулся к остову автомобиля.
– Обгорел до неузнаваемости. Врачи сказали, правда, что он еще при наезде на парапет погиб.
– Кто там был еще? – боясь услышать ответ, спросил Гордеев.
– Водитель. Паша. – Вася помедлил. – И Жора, конечно.
Путаясь от волнения в словах, он пересказал то, что видели прохожие: катафалк, ехавший по верхней набережной, – внизу была только пешеходная дорожка, отделенная от верха склоном с редкими кустами, – вдруг резко вильнул влево, к парапету, сокрушил его и полетел вниз, где и взорвался.
– Горело так, будто это не жалкий «уазик», а настоящий бензовоз! – удивленно закончил свое повествование оперативник.
Около двух часов понадобилось Пантелееву, Баскаковой и Гордееву, чтобы кое-как разобраться в том, что все-таки произошло этим воскресным днем.
Паша, как и обещал Гордееву, сидел дома. Точнее, лежал. К телефону подходила жена.
Но потом позвонила теща Николаева. Она сказала, что сегодня тело Георгия повезут в собор для отпевания.
«А гроб? – спросил Павел. – Он же без гроба».
«Гроб уже привезли, – ответила теща. – И сейчас все будет готово».
Живейнов, как сказала его теперь уже вдова, не был религиозным человеком и в церковь почти не ходил. Но не так давно крестился вместе со своими детьми – сыном и дочкой. Так или иначе, он решил, что должен обязательно поехать на отпевание.
«Но почему сегодня? – спросил Гордеев тещу Николаева. – Ведь похороны завтра».
«Милиционеры сказали, что завтра не будет времени, а традиции надо соблюдать. Раз крещеный человек, значит, необходимо отпевать».
При этом теща не знала, крещен ли Николаев.
Кроме того, теща сказала, что в больнице и морге вместе с милиционерами был и священник. Но странный – в священническом одеянии, но безбородый, безусый. «Хотя мордатый, как многие священники», – добавила теща. Ее милиционеры взяли с собой в свой автомобиль, а священник уехал в белом «джипе» первым. (То, что это был именно «джип», теща не сомневалась. Точно такой же автомобиль она уже много раз видела в одной телевизионной рекламе.)
Когда автомобиль с милиционерами и тещей выезжал из ворот больницы, к ней подлетел Павел Живейнов на частнике. Сидевший за рулем милиционер хотел было затормозить, но полковник рядом с ним не разрешил. Оглянувшись, теща увидела, что Павел останавливает ехавший следом за милицейскими катафалк и садится рядом с водителем…
Тещу довезли до собора, и она довольно долго там ждала. Милиционеры сразу уехали, священника она больше не встретила, а катафалк так и не приехал. Не было также никого из ее семьи и сватов. Когда она услышала об автокатастрофе, то немедленно поехала на набережную…
Стоя возле черного остова, ставшего смертоносным для двух и крематорием для третьего, Гордеев почувствовал, каким холодом веет от этого остывшего жара.