А Галина Васильевна сдала… Руки дрожат, суп из ложки то и дело проливается на платье, крошки и кусочки пищи во все стороны сыпятся, а она даже не замечает, зрение теряет. А от операции отказывается. Уж сколько Бэллочка ее уговаривала, и себя в пример приводила, и других - ни в какую, не соглашается - и все. Боюсь, мол, еще хуже сделают, совсем без глаз останусь. Хорошо, что Вадима за столом нет, он такие зрелища плохо переносит, чистюля несчастный! Наташка жалуется, что он вообще старается поесть отдельно, чтобы за одним столом с тещей не сидеть, очень уж его раздражает и ее глухота, и ее неопрятность. Не хочет он понимать, что старость требует уважения, потому что приходит ко всем, к одним раньше, к другим позже, но ко всем, кроме тех, кто до нее просто не доживает. Наверное, думает, что он до самой смерти будет молодым, сильным, здоровым, зрячим и хорошо слышащим. Дурак! А может, он и не виноват? Просто не жил никогда бок о бок со стариками, такая семья у него была, что бабушки и дедушки - далеко, и перед глазами только молодые родители.
Зато Бэллочка - просто класс! Хоть и прибаливает все чаще и чаще, и на ноги жалуется, и на почки, и на сердце, но держится в свои семьдесят пять молодцом. Спина прямая, посадка головы - некоторым молодым на зависть, после операции на глазах стала носить очки в хорошей оправе, не в какой-нибудь там старушечьей, а в модной, красивой, от Гуччи, Наташка ей подарила, купила за безумные деньги. Бэллочка за собой следит, в халат только перед сном переодевается, а так - в юбочках с блузками ходит, и не в тапках раздолбанных, а в домашних туфельках, без каблука, сильно разношенных, но все равно выглядящих лучше, чем войлочные шлепанцы. Вот сейчас восседает за столом в кремовой кофточке с жабо, на плечах - яркий турецкий платок, который ей Ира в прошлом году привезла из отпуска, седые волосы тщательно уложены, губы накрашены. Картинка! Ира-то понимает, да и Наташка тоже понимает, что все это - только ради Вадима, чтобы не угнетать его своей старостью. Кто ж спорит, что Бэллочке куда удобнее было бы ходить в шлепанцах и в теплом халате, в котором и прилечь днем можно, и измять или испачкать не страшно. До переезда Вадима она именно так и ходила. А потом, когда стало ясно, что в нем бешенство понемногу копится и закипает, стала стараться Наташке помочь беречь нервную систему мужа. Даже когда Бэллочка болеет, она никогда при Вадиме об этом не говорит, не жалуется, не стонет и не охает. Наташке на ушко шепнет - и все.
Саша и Алеша, как всегда, поели быстрее всех, для них обед, даже воскресный, с гостями, это не застолье, не повод посидеть и пообщаться, а рядовой прием пищи, который надо сократить до минимума, чтобы освободить время для более интересных дел.
- Мам, спасибо, мы поели. Мы пойдем к себе, ладно? - как всегда, Сашка выступает от имени обоих. В этой парочке старший брат - заводила, как он скажет - так и будет, но не думайте, что Алешка слепо ему подчиняется, не имея возможности высказывать собственные пожелания. При всей своей несхожести они вынужденно живут в одном ритме - в ритме школьников, серьезно занимающихся спортом в одной и той же секции. Утром вместе бегут в школу, потом на тренировку, вместе ездят на сборы и на соревнования, и свободное время у них всегда одно и то же, и друзья общие. Вот и получается, что если между воскресным обедом и вечерней тренировкой есть свободные три часа, то понятно, что проводить эти три часа они будут вместе. Уйдут в свою комнату, а там видно будет. Может, уроки поделают, может, кино посмотрят. Алешка, правда, еще и читать любит, его от книжки за уши не оттянешь, чего не скажешь о старшем мальчике. Тот свое умение складывать буквы употребляет исключительно на чтение школьных учебников (раз уж без этого никак нельзя) и на изучение аннотаций на коробках с видеокассетами. Никакого другого чтения Саша не признает.
- Чем будете заниматься? - весело спросила Ира. - Дурака валять? Посидели бы с нами.
- Не, мы хотим кино посмотреть, - ответил Саша. - Мы кассету напрокат взяли, завтра нужно вернуть, а то деньги капают.
- Хорошее кино? - заинтересовалась Ира. - О чем?
- "Крестный отец", про мафию. Все говорят, кино здоровское!
- Ну так пригласите Катю к себе, ей ведь тоже, наверное, хочется посмотреть. Это действительно очень хороший фильм, - с невинным видом предложила Ира, прекрасно понимая, что может последовать дальше.
Оно и последовало. Сашка скривился, повернувшись так, чтобы тетка и двоюродная сестра его лица не видели, а добродушный Алеша тут же послушно сказал:
- Катя, хочешь посмотреть с нами кино про мафию?
- Очень надо! Барахло всякое смотреть!
- Это не барахло, - тут же вступила Ира со своей партией, - это замечательный фильм с прекрасными актерами и великолепной музыкой. Это классика американского кинематографа, и если ты, Катюша, хочешь считать себя образованным человеком, ты просто обязана ознакомиться с этой лентой. Тебе уже шестнадцать лет, пора стремиться к тому, чтобы знать, из каких кирпичиков складывается современная культура.
- Прекрати приобщать мою дочь к культу насилия и порнографии! - взорвалась Люся, и Ира с озорным удовлетворением отметила, что детонатор сработал даже быстрее, чем на предполагала. - Пусть мальчики сами смотрят это безобразие, моя дочь воспитана на других культурных ценностях.
- Да? На каких же? Уж не на твоих ли бессмертных романах?
Люся побелела от злости, а всеобщая миротворица Бэлла Львовна тут же кинулась ее защищать.
- Ну зачем ты так, Иринка? Люсенька наверняка имела в виду Толстого, Чехова, Тургенева. Правда, Люся?
- Мам, ну мы с Алешкой пойдем, ладно? - тоскливо проныл Сашка, который терпеть не мог терять драгоценное время на семейные разборки, вместо того, чтобы предаваться своему любимому зрелищу.
- Идите, - бросила Наташа, собирая грязные тарелки. - Если хотите торт, отрежьте себе сами, он на кухне.
Мальчики выскочили из комнаты и с топотом промчались по длинному коридору в свою комнату.
- Значит ты, Люся, считаешь, что если существует искусство девятнадцатого века, то в двадцатом веке все должны умереть и больше ничего не творить, так, что ли? - снова начала Ира. - Тогда зачем ты пишешь свои романы? Или ты полагаешь, что сможешь написать лучше Толстого?
- Тебе этого не понять, - сквозь зубы прошипела Люся. - Ты вообще ничего, кроме своих киношек, не знаешь. Актрисулька! И не смей обсуждать меня в присутствии моей дочери, это неэтично.
- Согласна, извини, - весело откликнулась Ира. - Катя, выйди, пожалуйста, мы тут с твоей мамой хотим пообсуждать ее творчество. Она не хочет, чтобы ты при этом присутствовала.
- И не смей выставлять мою дочь за дверь! Ты в этом доме не хозяйка. Что ты себе позволяешь?
- Прелестно, милая Люси…
- Не называй меня так! Я старше тебя на тридцать лет.
- На тридцать два года, если быть точной. Хорошо, пусть будет Людмила. И даже, если хочешь, Александровна. Так вот, я в этом доме действительно не хозяйка. Но зато я хозяйка по крайне мере в своей комнате. И могу вышибить тебя оттуда в любой момент. Ты это имей в виду на всякий случай. А теперь у меня к тебе вопрос, Людмила Александровна. А кто, собственно говоря, хозяин в этом доме?