Этим летом она даже на дачу не ездила, снималась у Наташки в сериале "Соседи". И теперь, в начале сентября, неожиданно сложилось такое… Ей даже подумать страшно. Игорь в составе следственной бригады уехал почти на месяц в Краснодар, там какое-то большое и сложное экономическое дело разматывают. Лизавета улетает в Австрию, где состоится международный семинар, куда ее отправляют за счет клиники обмениваться передовым медицинским опытом. И она остается на целую неделю с Виктором Федоровичем. Одна.
Ира больше не обманывала себя и не мучилась над вопросом, почему порой так смущается и краснеет в его присутствии, почему, поджидая поздними вечерами загулявшего мужа, не сидит больше в своей комнате, а устраивается с книгой на кухне в надежде, что свекор выйдет из спальни и посидит с ней. Без Лизаветы и без надоевшего хуже горькой редьки Игоря. Иногда так и случалось, и это были самые радостные и волнующие минуты ее жизни. Негромкий неторопливый разговор в полумраке при свете настенного бра, горячий чай, ощущение тайны, недоступной окружающим и известной только им двоим. Ей было двадцать семь лет, вполне достаточно, чтобы понимать, что означают и дрожь в пальцах, и внезапно накатывающая горячая волна, и беспричинные слезы, и неостановимый радостный смех. Она влюбилась. Конечно, не в первый раз в жизни. Но чтобы так… И в кого? В собственного свекра. В отца своего мужа. В Наташкиного врага.
Она порой вела себя глупо, но поделать с этим ничего не могла. Вот и сегодня увязалась провожать вместе с Виктором Федоровичем Лизавету в "Шереметьево", хотя в этом не было никакой необходимости. Что и говорить, Лизавете приятно, что ее провожают всем имеющимся в наличии семейным составом, но в сущности хватило бы и одного Виктора Федоровича, ведь суть проводов в недельную командировку не в том, чтобы лить слезы возле таможенной стойки и долго махать рукой, а всего лишь в доставке от дома в аэропорт.
Очередь шла быстро, уже минут через двадцать Лизавета положила перед таможенником паспорт, билет, декларацию и справку-разрешение на вывоз валюты. Таможенник окинул Лизавету скучными глазами, оценивающе посмотрел на провожающих, слегка задержал взгляд на Ире и шлепнул штамп на заполненный неразборчивым Лизаветиным почерком бланк. Свекровь подхватила легкий чемоданчик, помахала им рукой и направилась к стойке регистрации.
- Какие планы? - спросил Виктор Федорович, когда они сели в машину. - Куда тебя отвезти?
- Я сегодня свободна. А вы?
- Я тоже, сегодня же суббота.
- А давайте уроки прогуляем, - озорно предложила Ира.
- То есть?
- Будем вести себя неправильно, не так, как положено серьезному профессору и молодой актрисе. В конце концов, в городе праздник.
Москва в эти дни праздновала свое 850летие, но до сегодняшнего утра Ире и в голову не приходило, что все это может иметь лично к ней хоть какое-нибудь отношение. Народные гулянья, уличные представления - это все, как ей казалось, хорошо и интересно для приезжих и для подростков. И только проснувшись сегодня утром, она увидела в прихожей чемодан свекрови и окончательно осознала, что остается один на один с человеком, которого любит. Пусть он и не подозревает об этом, но какое это имеет значение…
- Сначала мы поедем домой, поставим машину, - начала она излагать Виктору Федоровичу свой план, - потом наденем удобную обувь для долгого гулянья и отправимся на метро в центр. Пройдемся по Тверской, по Садовому кольцу, пообедаем в итальянском ресторане, возле метро "Маяковская" есть чудесный ресторан, "Патио Паста", выпьем в честь праздника. Потом еще что-нибудь придумаем.
Свекор одобрительно улыбнулся.
- Годится. Нельзя постоянно быть серьезным и деловым, надо хоть иногда расслабляться.
Они весело болтали всю дорогу до дома, Виктор Федорович поставил машину в расположенный рядом с домом гараж"ракушку", и уже через полчаса они, переодевшись и переобувшись, шли к метро. Погода стояла изумительная, теплая, солнечная. Выйдя из метро на станции "Охотный ряд", они сразу влились в толпу гуляющих. Движение транспорта по случаю праздника было перекрыто, и люди чувствовали себя вольготно, не спеша шагая по широкой проезжей части. Огромные куклы, чучела, воздушные шары, клоуны и ряженые, визжащие от восторга детишки, продавцы мороженого и сладостей, голубое небо и приятный ветерок, идущий рядом мужчина, который крепко держит ее под руку - все это мгновенно слилось в душе Иры в единое пронзительно-острое ощущение невероятного восторга. И почему она решила, что народное гулянье это развлечение для приезжих? Откуда в ней этот аристократический снобизм, с ее-то более чем сомнительным происхождением?
Погуляв около двух часов, они зашли в "Патио Паста", где, против обыкновения, оказалось столько народу, что с трудом нашелся свободный столик. Ира просматривала меню и прикидывала, до какой степени имеет право нарушить диету. Самое вкусное здесь как раз то, что ей категорически нельзя. Спагетти - те же макароны, к которым она привыкла с детства, а спагетти "болоньезе", на ее взгляд, мало чем отличались от макаронов "по-флотски" с кетчупом, которые она поглощала в немыслимых количествах в юности. Макароны Ира обожала и могла есть их три раза в день семь дней в неделю. Ну и черт с ним, сегодня такой день, что можно нарушить не только диету.
Как хорошо вот так сидеть вдвоем среди толпы, без мужа и свекрови, пить вино и разговаривать ни о чем! А впереди еще вечер, уютный домашний вечер с чаем, телевизором и острым ощущением оторванности от всего мира. И еще семь таких же чудесных вечеров… Виктор Федорович смотрит на нее теплыми глазами, подносит зажигалку, когда Ира закуривает, и она, не желая отказывать себе в маленьких радостях, каждый раз обхватывает его руку своими пальцами, наклоняя кончик сигареты к подрагивающему пламени. От этого прикосновения ее бьет током, и она, едва затушив окурок, считает для приличия до десяти и снова тянется к пачке. Во рту горечь, от избытка никотина пересохло в горле и побаливает голова, но Ира снова и снова наклоняется к его руке, держащей зажигалку, и прикасается к его теплой чуть шершавой коже.
- Ты слишком много куришь, - с улыбкой замечает Виктор Федорович.
- Я немного нервничаю, - отвечает Ира, глядя прямо ему в глаза.
- Нервничаешь? Отчего? Тебе здесь не нравится? Тебя что-то напрягает?
- Мне здесь очень нравится.
- Тогда в чем же дело?
- Я вас боюсь.
- Очень мило! - рассмеялся Виктор Федорович. - Мы знакомы шесть лет, почти пять живем вместе, и вдруг выясняется, что ты меня боишься. С чего это? Чем я тебя так напугал?
- Не смейтесь, - очень серьезно сказала Ира. - Вы меня волнуете. Не знаю, что со мной происходит, я никогда так не волновалась в вашем присутствии.
Что она делает, боже мой, что делает?! Зачем она это говорит? Чего добивается? Чтобы он узнал, что она его любит? И что дальше? Она совсем голову потеряла. Но есть вещи, которые она чувствует даже не шестым - десятым, двенадцатым чувством, чутьем опытной самки. Она ему нравится, и не просто как невестка. Она ему небезразлична. Ира не может ошибаться в таких вещах, она точно это знает.