Но и предшественник не сдавался, заявляя, что этот бродяга все придумал.
Крестьяне семнадцатого века при виде двух до безумия похожих людей заподозрили, скорее всего, козни дьявольские. Но если, по их представлениям, дьявол в присутствии человека, чей облик он принял, должен был испариться, испустив на прощание дух горящей серы, то двое отставных солдат остались на месте. «Я — Мартен Герр!» — утверждал один. «Нет, я — Мартен Герр!» — возражал второй. Разумеется, эти двое выглядели не близнецами, но жена, никогда не забывавшая лицо мужа в молодости, признала, что каждый из них представлял, по-современному выражаясь, вариант одного и того же лица, каким оно могло стать спустя пятнадцать лет.
За разрешением спорного вопроса обратились в суд. Судьи были так же поражены, как близкие Мартена Герра. Путем хитроумных расспросов им все-таки удалось установить истину и признать, что второй Мартен Герр является настоящим Мартеном Герром. Какое наказание постигло самозванца, не так уж важно. Важно чувство растерянности и недоумения, которое охватывает людей при столкновении с вещами, в которые почти невозможно поверить и которые, однако же, изредка попадаются на этом свете.
… — Так ты хочешь сказать, Галя, что место Михайлова занял очень похожий на него человек?
— Я не нахожу другого объяснения, — рассудительно произнесла Галя. — Он не помнил подробностей нашего общего прошлого. Он начисто забыл все стихи. У него примитивная речь, какие-то грубые уголовные интонации… Люди меняются, но все-таки не настолько! В отличие от Михайлова он раньше не носил бороду и сейчас ее отращивает. Зная, что он с трудом может выдать себя за настоящего Михайлова, он старается реже появляться на людях и открыл мне калитку только потому, что я сказала, что мы не виделись семь лет… Точь-в-точь как с женой Мартена Герра! Открыл еще и потому, что до этого видел меня у своего забора и боялся вызвать подозрения тем, что он дома, но почему-то не хочет меня впускать. Но когда я очутилась внутри дома, он… ведь я чудом спаслась! Он подумал, что для безопасности меня нужно убить. Меня спасла только Жанна. Сначала я проговорилась, что она видела, как я вхожу в калитку, потом она меня позвала… Вячеслав Иванович, вы мне, должно быть, не верите?
Генерал Грязнов крепко подумал, прежде чем ответить.
— Как ни дико это звучит, Романова, я тебе верю. Нет, не то что верю: уж очень убедительно ты все это выстроила. Давай-ка пойдем и сообщим нашу дичь Саньке… то есть Сан Борисычу Турецкому. Пусть скажет, что муровцам чертики мерещатся.
20 февраля, 00.05. Денис Грязнов
В растрепанных чувствах, с волосами, стоящими дыбом, Макс вернулся в свой гостиничный номер, который показался ему тем самым домом, который способен называться крепостью. По сравнению с домом Барсуковых это уютное пристанище! Ему все еще было приятно, но на дне этой приятности плавало нечто стыдное. Он выполнил задание, правда? Он добыл сведения. Но… Но! Но? Но его очень устроило бы, если бы никто его ни о чем не спрашивал. Он сам рассказал бы о Белле, о Маргарите, о драгоценностях, о еврейских белорусских садовниках, о чем угодно, только не о том, чем они занимались с платиновой блондинкой Зоей. Это представлялось ему предельно интимным — приложение к половому акту, которое интимнее, чем обычный половой акт. Так ведь не утаишь! Сослуживцы, особенно директор, будут расспрашивать, придется признаться… Да вот уже и Денис Грязнов. Легок на помине. Горит желанием узнать, что раздобыл Макс и чем все кончилось.
— Молодец, Максуха! — выслушав очерк диалога с Геннадием, хлопнул Денис компьютерщика по плечу. — А ты еще прибеднялся: «Не буду, не могу, не справлюсь…» Отлично справился. Теперь мы по следу этих Маргариты и Беллы пустим Агеева. Да, если позволишь, хотелось бы уточнить: как у тебя с Зоей?
Ну вот, началось! То, чего он боялся!
— Максик, — настаивал Денис, — мы оба мужчины, посторонних ушей здесь не наблюдаю. Я не настаиваю на подробностях. Просто скажи: трахнул ты ее или нет?
— Хуже! — вырвалось у Макса, и он поперхнулся и заслонил ладонью рот, хотя уже понял, что пропал — пропал со всеми потрохами. Сказал «а», никуда не денешься, надо говорить и «б».
— Это как то есть хуже? — проняло даже ко всему привычного Дениса. — Убил? Расчленил?
— Ты чего? Ты думаешь, я до такой степени невменяемый?
— Ну а что же ты с ней сделал?
— Если тебе обязательно требуется отчет о сексуальной жизни твоего сотрудника, я ее отшлепал.
— Отшлепал? Как — отшлепал?
— Натурально, по голой попе. Как это, по-твоему, делается?
— А что она?
— Ей ужасно понравилось! Представляешь, хотела, чтоб я связал ее. Да еще так настойчиво требовала! Избалованная бабенка, не привыкла встречать отказ. Пришлось пообещать, что в следующий раз я непременно исполню это и другие ее желания. Уф, еле удрал!
— Так ты хочешь сказать, — уже деловито уточнил Денис, — что Зоя Барсукова — эта твоя бэ… эм… короче, садомазохистка?
— Садистка она в повседневной жизни, — охотно растолковал Макс, — посмотреть только, как мужа затерроризировала! А в сексе — чистейшая мазо. Кстати, нередкий случай: считается, что люди, занимающие ответственные должности, которым приходится принимать жесткие решения, в интимной ситуации часто испытывают желание расслабиться, испытать полную зависимость, из руководителя превратиться в раба. Пишут, что Гитлер заставлял свою племянницу, которую сделал любовницей, хлестать его плеткой…
Денис слушал его с рассеянным видом, теребя заусенец на большом пальце. Он продолжал это занятие, пока заусенец не оказался сорван; тогда, «все так же рассеянно, директор «Глории» сунул палец в рот.
— Денис, ты чего такой, будто пыльным мешком контуженный? Я тебя настолько шокировал?
— Нет, Макс. Ты мне подарил охренительно гениальную идею. Абсолютно незаконную, правда, но ведь мы не труженики прокуратуры, а частные сыщики.
— Частный сыщик — это ты, — запротестовал Макс, предчувствуя всей шкурой, что гениальность идеи лично ему не сулит ничего хорошего, — а я всего лишь скромный компьютерщик с отдельными способностями к шпионской работе.
— Не скромничай! Способности у тебя хоть куда, и мы их используем на полную катушку.
— Что, с Зоей Барсуковой?
— С ней, а с кем же еще!
— Денис, а нельзя как-нибудь по-другому?
— Ах ты, прожорливое чудище! Чем тебе это задание не нравится? Сам посмотри: не надо портить глаза за компьютером, не надо тратить деньги на Интернет. Если раньше ты дрочил на фотографии блондинок, которых хлещут плетью и подвешивают к потолку, то теперь будешь иметь все это не виртуально, а реально. Я тебе такое удовольствие предлагаю, а ты что, отказываешься? Ты же об этом мечтал!
— Мечтать-то, может, и мечтал, только в мечтах все не так, как в жизни. Блондинки на фотографиях — это просто образы. У них нет характера, нет истории, нет имен, поэтому их должно использовать, как хочешь, безо всяких проблем. А Зоя Барсукова — это сложившийся человек, и характерец у нее о-го-го какой! Честно признаюсь, Денис: я ее боюсь.