— Ага, — сказала девочка, не оборачиваясь, — знаю.
— Сегодня ты ее видела?
— Видела.
— Ну и куда она пошла, ты не заметила?
— Она тут ходила по двору, потом пошла к гаражам.
— А потом?
— Потом я ее не видела.
— И давно это было?
— Давно… Я уж пообедать успела.
— О господи, — вздохнула Бритвина, — куда же она запропастилась?
Куда могла пойти дочь? Вероника Сергеевна вспомнила, что Соня очень любила мороженое и каждый день ходила в магазин через дорогу. В принципе Бритвина и не в таком виде туда спускалась, как-то раз зимой пришла прямо в пальто поверх махрового халата. Район зеленый, мирный, и Вероника Сергеевна с ранней молодости приобрела довольно вальяжные привычки.
Расспросы в магазине также ничего не дали, и мать пошла дальше, по направлению к парку, расспрашивая попадающихся по пути лоточниц. И рядом с парком одной из молоденьких уличных мороженщиц удалось вспомнить, что какую-то девочку, по описанию очень похожую на Соню, угощал мороженым взрослый мужчина.
— Какой мужчина? — удивилась Бритвина.
«Ну угощал и угощал, — подумала она, — может, это сосед или знакомый, но все же…»
— Лысый такой, высокий, — начала объяснять продавщица, — вполне прилично выглядит, я его здесь иногда вижу…
— О господи! — охнула Вероника, и ее сердце провалилось куда-то вниз.
Продавщица испуганно посмотрела на нее:
— Да вы не волнуйтесь, лет-то девочке сколько?
— Пятнадцать, — выдавила из себя Бритвина.
— О, — беспечно махнула рукой продавщица, — совсем большая! Что с ней станется?
Бритвина с ненавистью глянула на молоденькое личико продавщицы. Вот сперва своих детей заведи, подумала она, потом посмотрим, как ты будешь спокойна… Лахудра.
Запахнувшись потуже в шаль, Вероника Сергеевна пошла обратно. Ей ничего не оставалось, как вернуться домой.
Нет, ну что за дети!
Ноги ее давно уже были в пыли, неприспособленные для долгой ходьбы шлепанцы подворачивались, но Бритвина уже не обращала на это внимания.
— Ну как, нашли? — участливо встретила ее в собственном уже дворе баба Нюра.
— Нет.
— Может, в гости к кому зашла? — выдвинула предположение баба Нюра, но Вероника уже вошла в подъезд, решив переодеться и продолжить поиски. Так она и сделала.
Когда Вероника Сергеевна снова покинула дом, ей пришла в голову мысль, что Катины родители могли быть лучше осведомлены о местопребывании своей дочери, и она позвонила к ним в квартиру.
— Здравствуйте, — сказала она открывшей дверь Настасье, Катиной маме, — дочка у меня куда-то запропала… Вы не знаете, где ваша Катя?
— Катя дома, — с удивлением ответила та.
У Вероники Сергеевны похолодело в груди.
— Да вы проходите, — забеспокоилась Настасья и, повернувшись, крикнула в квартиру: — Катька! Поди сюда!
Вероника Сергеевна зашла в прихожую, терзая на груди кофту и нервничая. Вышла Катя.
— Здравствуйте!
— Катя, ты не знаешь, где Соня? — спросила Настасья. — Видишь, мама ее волнуется?
— Не знаю, — удивилась Катя.
— Как это — не знаешь? Вы вроде вместе уходили гулять?
— Нет… — сказала Катя, — Я забыла ей позвонить, что не выйду. Меня мама не пустила… Я сидела дома и смотрела сквозь занавеску… Не знаю, куда она пошла… Она с каким-то дядькой ушла, — сказала Катя виноватым голосом.
— С каким дядькой? — спросила взволнованно Вероника Сергеевна.
— Ну к ней подошел дядька, они о чем-то говорили. А потом ушли.
Вероника Сергеевна грузно опустилась на подставку для обуви, а растревоженная Катина мама продолжала ее расспрашивать:
— Что хоть за. дядька? Как он выглядит? Ты его раньше видела? И как только можно разговаривать с незнакомыми на улице!
— Да он нестрашный совсем, — оправдывалась Катя, — старый… Высокий такой, лысый, в плаще, и не жарко ему…
— А потом? Потом-то что было?
— Я же говорю — потом они куда-то ушли.
Тут Вероника Сергеевна пришла в себя и едва удержалась, чтобы не заголосить. Началась кутерьма.
Сперва испуганные хозяева принесли ей воды, она, стуча зубами о край стакана, выпила, пролив половину себе на грудь, потом кинулась звонить мужу, причем ничего толком не могла объяснить, зато здорово его напугала. Он сказал, что постарается поскорей освободиться.
Затем стали звонить в милицию.
— Алло. — Вероника Сергеевна умела, когда, надо, взять себя в руки и теперь говорила с дежурным своим властным, хорошо поставленным голосом. — Моя фамилия Бритвина, у меня пропала дочь.
— Когда? — без всякого интереса поинтересовался дежурный.
— Сегодня.
— Как пропала?
— Исчезла. Ее увел какой-то мужчина.
— Знакомый?
— Нет.
— Откуда сведения?
— Видела подруга.
— Сколько лет?
— Пятнадцать, — отвечала Вероника Сергеевна, начиная терять терпение.
— Приходите завтра, пишите заявление.
— Почему завтра? — удивленно воскликнула Вероника Сергеевна.
— Потому что должно пройти определенное время, — терпеливо объяснил дежурный; — чтобы принять меры к поиску вашей дочери.
— Какое еще время! — в голос закричала Бритвина. — Мою дочь увел какой-то неизвестный тип.
— А если она через час вернется? — задал резонный вопрос дежурный. — У нас и так людей мало, а если еще по ложным вызовам тревогу поднимать…
— Почему это — по ложным? — почти задохнулась Вероника Сергеевна.
— Короче говоря, приходите утром. Пишите заявление, — повторил дежурный. — Да явится ваша дочь. В девяноста процентах случаев пропавшие дети сами являются…
Наконец Бритвина поняла, что смысла препираться с ним никакого нет, и повесила трубку.
«Может, это и к лучшему, — подумала она, — милиция может и помешать, если, конечно, это похищение…»
Думать так Веронику Сергеевну заставлял трезвый, холодный рассудок, которым она всегда отличалась…
Но через минуту Бритвина снова впала почти в истерическое состояние…
Потом стали обзванивать морги и больницы — с помощью все той же Настасьи, у которой самообладания было побольше, — но нигде ничего не знали.
Наконец Бритвина, не дожидаясь мужа, вырвалась от соседей и в полувменяемом состоянии бегала по району, заглядывая во дворы, кидалась к прохожим, обежала весь Филевский парк…