Володя махнул рукой и прошел в первую же комнату.
— Закладок нет, но чьи-то пальцы, похоже, остались, — сообщил он через минуту, закончив свои манипуляции под столом.
— Вот видишь… А с чего бы хозяевам туда лазать, под свой стол, сам понимаешь, — удовлетворенно кивнул Денис. — Давай ищи, как хлеб ищут.
Они уже вышли из квартиры, когда Володя остановился в дверях.
— Стоп… Они же могли войти сюда точно так же, как вошли мы! — сказал он.
— Ну, — согласился Грязнов. — Давай, только быстро…
В квартире напротив щелкнул замок, двери приоткрылись, из-за цепочки выглянула старушка.
— Вы из милиции? — спросила она подозрительно.
— Из милиции, из милиции… — Денис подошел к ней ближе и помахал, как обещал, удостоверением у нее перед носом. — Не скажете, сюда до нас никто в эту квартиру не лазил?
— Что я, слежу за ней, что ли… — пробурчала старушенция, подслеповато присматриваясь к его документу. — С чего вы решили-то?
— Вы же бдительность проявили, верно? — допытывался сыщик. — И правильно делаете, между прочим. Мы вот пришли проверить, не сорвана ли печать, и видим: кто-то квартиру вскрыл. Вот и проверяем отпечатки пальцев… Да вы выйдите, посмотрите сами, если не верите!
— А чего я вам должна не верить? Я отсюда все хорошо вижу, — сообщила старушка, поджав губы. — Сорвана печать, это вижу. Утром еще была на месте…
— Все понятно, бабуля. Дальнозоркость в вашем возрасте вполне соответствует… Так, может, это ваши мальчишки безобразят? — подсказал Денис версию. — Вы ничего такого не видели?
— Да носятся тут с утра до ночи, лифты расписывают… — недружелюбно сообщила она, как если бы подозревала Дениса в этом предосудительном занятии.
— А где сейчас жена и дочь покойного гражданина Никодимова, не подскажете? — Грязнов решил «достать» соседку, хотя она стала уже прикрывать дверь.
— Не знаю, говорят, к родственникам уехали после похорон… — И старушка щелкнула замком.
Денис приложил ухо к ее двери, одновременно прижав к губам указательный палец. Ворчание доносилось сквозь дверь, потом зашумела вода. Судя по всему, звонить в милицию бдительная старушенция не собиралась.
— Гляди веселей! — сказал Денис Володе, когда они сели в лифт, действительно расписанный от потолка до пола. — Кстати, когда доложишь результаты своих прежних изысканий?
Он хлопнул Камнева по плечу. На что тот ответил:
— Слишком много срочной работы. А такого рода идентификация плюс поиск по картотекам занимает кучу времени. Я долго искал, но пока ничего похожего не нашел.
— Это говорит лишь о том, что искомые персоны не имеют отношения к прокурорской клиентуре, — заметил Грязнов.
— Но искать все равно надо?
— Надо!
— А этим мне приходится заниматься помимо основной работы.
— Но наша — самая срочная, — не отступал сыщик. — Ты же знаешь. Слабо положить протокол мне на стол к завтрашнему утру?
— Нет, ничего не обещаю… — не поддавался эксперт. — Ты же сам сказал: это не наша клиентура.
— Слушай… — Денис хлопнул себя по лбу. — А ты сделай вот что: сравни на всякий случай отпечатки, что взяли здесь, и те, что брал у Бородина! Я ничего не утверждаю, но что-то мне подсказывает, что там будут совпадения.
Вечером Денис позвонил по сотовому Турецкому:
— Дядь Сань, докладываю: гости к покойнику таки приходили. Причем те же самые, что навещали Бородина. Володя только что сообщил результат сравнения отпечатков…
— Потом поговорим… — оборвал его радостный отчет Турецкий.
— Не можешь сейчас разговаривать? На ковер уже вызвали?
— Потом созвонимся, — в том же тоне сказал генерал и отключил трубку.
Денис был прав. Александр Борисович находился в кабинете Курбанова, который прослушивал кассету с разговором между Денисом и Никодимовым.
— Это случайно не племянник генерала Грязнова сейчас звонил? — спросил он, глядя поверх очков, после того как отключил диктофон.
— Да, он самый, — подтвердил Турецкий.
— Ты понимаешь, во что ты ввязался? И с кем связался? — Курбанов не сводил с него взгляда. — Мне с самого верха звонят: что, мол, за дела? Сам Турецкий, уважаемый человек, помогает какому-то мальчишке из частного сыскного бюро, как его… «Глория».
— Давай будем переживать неприятности по мере их поступления, — поморщился Александр Борисович. — Можно ли сказать исходя из этой записи, что Грязнов морально запугал, затравил или подтолкнул Никодимова на совершение самоубийства? Потом я отвечу на другие вопросы.
— Пожалуй, нет, — покачал головой Курбанов. — Если это та самая запись. Голоса еще предстоит идентифицировать… Но, судя по услышанному, Грязнов его не запугивал, хотя определенное психологическое давление оказывал… И все равно, де-факто, Грязнов вызвал Никодимова для дачи показаний по ложному поводу, а не для разговора.
— То есть это недостаточный повод для обвинения в запугивании?
— Нет, конечно… — пробурчал Курбанов.
— Ты же знаешь, Андрей Владимирович, как это бывает… — спокойно продолжал Турецкий. — Нет заявления от Бородина, и не было формального повода для возбуждения уголовного дела по факту незаконного прослушивания телефонов журналиста Бородина. Сам Бородин рассказал мне, что какая-то женщина преследует его, добивается свидания, и я предложил ему обратиться в частное агентство. Оказалось, эта женщина работает оператором в наших доблестных органах, где занимается санкционированным прослушиванием, в том числе Бородина, и решила ему об этом рассказать.
— А мотив? Она ведь пошла на должностное преступление. Мотив тебе известен?
— Санкции-то от нас на прослушивание не было, — пояснил Турецкий. — Остальное — от лукавого. Этого должно быть предостаточно, чтобы в прокуратуре заинтересовались данной историей, не так ли?
Курбанов хмуро молчал, глядя мимо Турецкого. Что-то чертил на бумаге.
— Я слушаю, слушаю…
— И вот что из этого вышло. Сначала в доме Бородина меняли батареи, потом в его же подъезде нашли якобы заложенную бомбу. Это дает повод предположить, что сначала Бородину закладку поставили, потом ее сняли во время проведения указанных мероприятий. И на другой день после обезвреживания бомбы телефон Бородина стали прослушивать уже через телефонный узел, где работал Никодимов. Может, это и совпадения. Но ты же никогда не верил в фатальные совпадения!
— И сейчас не верю… — кивнул Курбанов. — Но пока что у нас есть только показания человека, которого уже нет в живых. Ни один суд не примет к рассмотрению показания Грязнова. Любой начинающий адвокат поставит их под сомнение, поскольку они были записаны теми, кто заинтересован в их подтверждении, то есть Грязновым.