Но… ни черта не понял.
Одно дело криминальные акты: колотая рана, резаная рана, поясок обтекания, поясок обтирания… А тут инфаркт. И вроде сердечные гликозиды, о которых говорил Демидыч, упоминались, но по делу они там или у всех инфарктников в крови присутствуют? Обложившись справочниками, Николай так толком ни в чем и не разобрался.
Пришлось идти на поклон к штатному муровскому патологоанатому Семену Тимошенко, с которым Николай познакомился еще в бытность свою муровским опером и у которого, в бытность уже частным сыщиком, несколько раз одалживался.
Семен покочевряжился, конечно. Ссылался на занятость, на усталость, предлагал еще кого-нибудь поискать — мало ли по Москве патологоанатомов. Но Николай его, разумеется, дожал, пообещав бутылку хорошего молдавского коньяка. Всем прочим армянским, азербайджанским Семен почему-то предпочитал именно молдавские — классического «Белого аиста», пять звезд, например.
Радуясь неприхотливости знакомого, Николай затарился нужной бутылью в ближайшем супермаркете и погнал на Петровку.
Семен просмотрел протокол по диагонали и, отобрав бутылку, вернул Николаю бумаги:
— Ну инфаркт и инфаркт, что тебе, собственно, не нравится?
— Мне все не нравится. По нашим данным, гражданина этого заказали и грохнули, а в акте — инфаркт, поэтому ты конкретно объясни мне по пунктам, все ли там соответствует картине инфаркта, или есть всякие мелочи, на которые тот, кто резал, сознательно или несознательно внимания не обратил.
Семен нехотя отставил коньяк и еще раз просмотрел акт.
— Ну… острый коронарный синдром — это инфаркт. Вы убеждены, что его именно убили, а не испугали там… я не знаю, не огорчили до смерти?.. Хотя…
— Что? Нашел что-то? — тут же вскинулся Николай.
— При макроскопии… «сердце обычной формы, размеры девять на девять с половиной на пять сантиметров, вес триста грамм. Эпикард не содержит жира. На поверхности сердца кровоизлияний нет. Трехстворчатый клапан пропускает три поперечных пальца. Двухстворчатый — два пальца. Стенки клапанов тонкие, эластичные, подвижные. На внутренней оболочке сердца кровоизлияний нет»… тра-та-та… того нет, сего нет — короче, при макроскопии возрастная норма.
— То есть сердце изношенное, но не больное было, правильно я понимаю?
— Угу, — протянул Семен, — а при микроскопии — признаки некроза сердечной мышцы, то бишь инфаркт. То, что ребра сломаны, не обращай внимания, это не следы борьбы, при правильно сделанном непрямом массаже сердца ребра будут сломаны обязательно, и может быть даже грудина сломана.
— Да меня ребра как раз меньше всего интересовали, — отмахнулся Николай. — Ты скажи, бывает такое в принципе, чтобы был человек совершенно здоров, в смысле сердца, а потом вдруг инфаркт?
— Бывает все что угодно. Шестьдесят два года — не юноша все-таки…
— А такой вариант: не было никакого инфаркта, было только легкое недомогание, а потом приехала «скорая» и вкололи ему что-то не то?..
— Вы что, врача подозреваете? — удивился Семен.
— Ты мне скажи, возможен такой вариант или невозможен?
— Я тебе уже сказал: все возможно. Но маловероятно.
— А посмотри там анализ крови, остатки препаратов обнаружены, ничего подозрительного? — Николай сознательно не стал рассказывать Семену о знакомом Демидыча, медбрате Викторе, хотелось абсолютно независимого мнения по поводу этих злополучных гликозидов и их концентрации.
Семен пролистал до результатов лабораторных исследований.
— «При судебно-токсикологическом исследовании крови от трупа гражданина Кропоткина Н. Н. найден НПВС (диклофенак?) в количестве: в крови — пять процентов, антиаритмики в количестве: в крови — пять процентов, сердечный гликозид в количестве: в крови — один процент. Диклофенак — это НПВС.
— А по-русски?
— Им лечат артрит. Страдал он артритом? Я не вижу в акте описания суставов.
— Вроде страдал. И доза этого НПВС в крови несмертельна, так?
— Точно. Антиаритмики — это препараты, которые использовались в ходе инфарктной реанимации, — кардорон, например.
— А сердечный гликозид что такое?
— Препаратами этой группы лечат нарушение сердечного ритма. Мерцательную аритмию, например.
— Это когда сердце стучит беспорядочно?..
— Да, хаотическое биение. Когда-то давно гликозидами лечили и инфаркт, но доза тут слишком незначительная, чтобы предположить, что врачи во время реанимации их использовали.
— Незначительная, то есть несмертельная.
— Совершенно верно. Скорее всего, почувствовав перебои с сердцем, этот Кропоткин выпил таблетку… Какую именно, по этой бумажке не могу тебе сказать, принеси мне кровь, может, и установим. А вообще, ему бы сразу к врачу обратиться, возможно, был бы жив.
— Ну а могли ему что-то такое вколоть или подмешать в еду за сутки до смерти или там за неделю?..
— За неделю — точно нет, — отрицательно мотнул головой Семен. — Если бы сердце умирало постепенно, это было бы сразу видно при вскрытии, — короче, макроизменения были бы налицо. За сутки могли. Опять же в принципе. За несколько часов могли. Адреналина лошадиную дозу, скажем. Это то же самое, что напугать до смерти, только уж наверняка.
— А лошадиная доза — это сколько? — спросил Николай, Демидычу его знакомый медбрат говорил и об адреналине, только без подробностей. — Мог он ничего не почувствовать, если его затерли где-то в метро или в толпе и вкололи в ногу там или в руку?
— Лошадиная доза — это кубиков двадцать, а то и больше, точнее надо считать, исходя из массы тела и прочих конкретных особенностей. Не заметить такого он точно не мог.
— А те же гликозиды под видом таблеток от артрита подсунуть?..
— Гликозиды тоже лучше бы внутривенно струйно. Тогда, опять же в зависимости от препарата и от индивидуальных особенностей человека, может хватить кубиков пяти.
— Внутривенно трудно не заметить, — отверг и этот вариант Николай. — Разве что действительно врачи во время реанимации уже… Нет, Семен, ты вот послушай, начальные условия: есть Кропоткин, его заказали, но убить нужно так, чтобы смерть сочли естественной. На выходе имеем: труп Кропоткина, посмертный диагноз инфаркт, в крови малая концентрация некоего препарата. А теперь, пожалуйста, обрисуй мне наиболее вероятный способ убийства.
— Я, имея такую вводную… — подумал с минуту Семен, — предположил бы, что инфаркт спровоцирован, и сделал бы более тщательный токсикологический анализ крови. А еще скрупулезно обследовал бы кожу на предмет проколов в неположенных местах. В этом же акте вообще о следах уколов ни слова — раз была инфарктная реанимация, значит, пробитые вены, артерии, уколы в сердце — в порядке вещей. Но, — он взглянул на дату вскрытия, — поезд давно ушел, похоронили уже, кровь после анализов вылили, и на эксгумацию вам разрешение никто не даст, так?