— Резника?
— Ну.
Бедняков отрицательно покачал головой. Помолчали.
— Кстати… Дверь была открыта? — полюбопытствовал Бедняков.
— Шиш тебе с маслом. Закрыта изнутри на цепочку, перекусили плоскогубцами.
— Следов взлома, конечно, нет?
— Нет. Дверь не ломали, но сейф вскрыт.
Шаповалов потащил его в кабинет и театральным
жестом снял со стены картину — тонкий лунный серп на абсолютно черном фоне, — за которой обнаружился встроенный в стену сейф. Замок был довольно аккуратно высверлен.
— Смотри! Работал профессионал — никаких пальчиков, стружку тоже тщательно собрал.
Бедняков пошел изучать окна и балконную дверь. Все было закрыто изнутри на нормальные советские шпингалеты, да и затруднительно уходить таким образом: во-первых, шестой этаж, а во-вторых, наверняка было еще светло, и народу во дворе толпилось много.
— Стас, как же он звонил, проверили?
— Да это не он, компьютер звонил, — ответил Шаповалов. — Мы, как приехали, линию из модема выдернули, а то эта зараза продолжала по «ноль два» наяривать.
На экране компьютера светилось сообщение Windows: «Отсутствие соединения. Проверьте все соединения и восстановите связь».
А под ним — свернутый файл Word с многообещающим названием «Предсмертное письмо».
— Читали? — поинтересовался Бедняков.
— Нет, эксперты только-только с мышкой и «клавой» закончили — на предмет пальчиков.
Предсмертное письмо начиналось неоригинально: «Не могу больше жить». Зато содержало постскриптум: «См. файл d: dairymay.doc, пароль — Мария».
Файл нашли.
«9 мая. День Победы. Сегодня я убил Сергея Гарина. Убил впервые в жизни. Он, по-моему, так ничего и не понял. Пистолет спрятал в недостроенном бассейне на школьном дворе в нише справа от входа. Как я буду с этим жить, не знаю. Пробовал пить — не помогло. Что еще предпринять — не знаю. Наверное, стоило застрелиться прямо там же. Но он сам виноват. Кто его заставлял проводить эту дурацкую внезапную проверку?! Подождал бы два дня и был бы жив…»
— Да уж, весело, — вздохнул Шаповалов.
На этом файл обрывался, хотя сегодня было уже 19 мая. День рождения пионерской организации, совсем некстати вспомнилось Беднякову. В школе он в горн дудел. Неплохо получалось. Легкие развитые. Либо у Резника не было особой охоты обращаться к дневнику, либо остальные записи кто-то стер. Возможно, он сам. А возможно, он вообще не графомания, а писал от случая к случаю. Нужно было бы просмотреть остальные файлы, а их в указанном каталоге-календаре хранилось еще четыре — как раз по числу прошедших месяцев и с соответствующими названиями. Но все они, как и тот, который опер с участковым только что смотрели, были защищены паролем. Бедняков попробовал снова набрать «Мария» — ничего не вышло.
— Ладно, — махнул рукой Шаповалов, — в техотделе взломают.
Бедняков заглянул в программу, которая управляла модемом. Называлась она «Факс+». Сделана была в Питере. Среди множества всяких полезных функций предусматривалась и возможность отправления голосовых сообщений. Тут же в окошке и само сообщение: «Попытка самоубийства. Улица Дыбенко, дом 7, квартира 21».
Бедняков запустил воспроизведение, и неприятный механический голос повторил написанное.
Значит, голос идентифицировать нет необходимости, почерк сличать — тоже.
Бедняков еще немного поковырялся, обнаружил органайзер со списком телефонов и на всякий случай себе его распечатал. Кроме десятка номеров с названиями фирм и малопонятными аббревиатурами Резник хранил массу номеров знакомых дам, которые фигурировали исключительно под именами без фамилий. А когда некоторые повторялись, рядом с именем он проставлял номер: Марина-2 или Алина-3, Татьян у него значилось целых пять. Как он их не путал, оставалось загадкой.
Беднякову вдруг пришло в голову, что в качестве паролей для файлов Резник выбирал женские имена, начинающиеся на ту же букву, что и месяц, которому соответствовал файл. Май — Мария! Бедняков поэкспериментировал с январским, но имя Яна не подошло, а других на «я» Бедняков вспомнить не смог. Ярославна разве что?
Тоже не подошло.
— Что думаешь? — поинтересовался Шаповалов.
— В общем, картина вроде бы ясна.
— Да?
— Да.
— А мне ни хрена не ясна. Поделишься?
— Ну раз уж приехал, — пожал плечами Бедняков. — Значит, так. Впечатлительный Семен Ильич Резник, тридцати двух лет от роду, до мая сего года мухи не обидевший, присвоил энную сумму денег и, когда это обнаружилось, застрелил некоего Гарина, а после, под грузом вины, наложил на себя руки.
— Гениально, — оценил Шаповалов, предлагая ему сигарету.
Бедняков не отказался.
— Значит, все сходится? — продолжал опер. — А как же взломанный сейф, а как же письмо, написанное не от руки, а набранное на клавиатуре, которая не передает особенности почерка?
Бедняков снова пожал плечами.
— А звонки через модем, — продолжал Шаповалов, — который мог заработать хоть через сутки после смерти Резника?! А сообщение, произносимое нечеловеческим голосом? А затруднения с определением момента смерти?! Ты издеваешься?!
— Это твое дело, — напомнил Бедняков Шаповалову, который тут же нахмурился. — Я просто участковый. А жмурик всего лишь на моем участке оказался, с кем не бывает, верно? Звони, Стас, если что.
Глаза у Стаса Шаповалова, как обычно, смотрели немного внутрь и вниз, так что временами взгляд его казался грустным, а временами — смущенным.
Денис Грязнов
Часа за три Денис успел домчать до Калуги.
По дороге он позвонил Гордееву, но тот снова был страшно занят, коротко извинился и сказал, что, когда освободится, сам Дениса найдет.
Обдумывая создавшееся положение, Денис оценил его как тупиковое. Особенно если Юрка Гордеев упрется рогом и ничего не расскажет. И тем более если не удастся разыскать Шаповалова. То, что следствие по делу Беднякова вел Васильев, означало, что доступ к материалам будет максимально затруднен. Даже если бы Васильев и не был знаком с Денисом лично, он кочевряжился бы по полной программе. А так — просто ничего не даст. Может быть, Гордеев сможет получить допуск? Скажет, допустим, что Бедняков был его клиентом… Ведь там же результаты экспертизы, показания свидетелей. Обязательно нужно как-то в васильевские бумажки проникнуть! Нет, Гордееву тоже ничего не дадут. Ну и что с того, что он адвокат? Ведь права Беднякова никак и ничем не ущемлены, никто его ни в чем не обвиняет, а значит, Гордееву нечего защищать. Нет, тут нужен другой подход.
Денис позвонил Грязнову-старшему:
— Дядя Слава, мне нужно получить доступ к материалам следствия, но боюсь, мне его не дадут. Нет формальных оснований, а кроме того, следователь, который вел дело Анатолия, меня знает и, скорей всего, воспротивится.