— Что значит молодость, — снова вздохнул Кирилл Афанасьевич. — Да не упрямьтесь! Съездим на полчасика, тут недалеко, потолкуем, потом вернемся. Могу поспорить: ваши кореша даже не заметят вашего, Александр Григорьевич, отсутствия — настолько они сейчас увлечены… Не беспокойтесь — я гарантирую вашу безопасность, поскольку вы мне нужны. За своих телохранителей можете тоже не волноваться. Мои девушки отпустят их сразу, как только мы вернемся. Прошу! — Он указал на низкую темную спортивную машину, стоящую в том же проезде, ближе к кинотеатру «Пушкинский».
Потап покосился на стоящих рядом парней, напряженных, как боевые пружины, и нацеленных, как стволы снайперских винтовок. Сейчас бы сунуть два пальца в рот да оглушить площадь разбойничьим свистом, тоскливо подумал он. Братки встрепенутся, выхватят свои пушки, перестреляют этих козлов. Но не тот город — слишком непонятный, враждебный и слишком большой, чтобы подмять его под себя, как он подмял Барнаул. Не то время и не тот случай.
Потап тяжело поднялся, еще раз взглянул в сторону братков, самозабвенно чесавших языки с девицами, и вслед за Кириллом Афанасьевичем направился к его машине. Перед ним предупредительно открыли заднюю дверь, парни молча сели по бокам.
Они ехали совсем недолго, сворачивали в переулки, возможно запутывая следы, минут через пять остановились в каком-то дворе. Быстро поднялись на третий этаж и оказались в большой комнате с зарешеченными окнами.
— Здесь лучше условия для переговоров, согласитесь, — сказал Кирилл Афанасьевич, показав рукой на стул возле письменного стола, на котором стоял телефон, лежала стопка бумаг и несколько ручек. — Прошу.
— А здесь что? — спросил Потап, обведя глазами помещение.
— То самое место, где вопросы задаю я, — обаятельно улыбнулся Кирилл Афанасьевич.
— Только уговор, — твердо сказал Потап. — Чтобы все было мертво. Или кто-то потом умрет не своей смертью.
— Ну зачем же так мрачно? — Улыбка так и не сходила с лица Кирилла Афанасьевича. — Сначала расскажите нам, как и с какой целью вы убили банкира Костырева. А также зачем устраиваете смуту на «Алтайском редкоземе».
Потап побагровел, приподнялся из-за стола. Парни вежливо усадили его на место.
— Повторяю: в рабочее время я, как профессионал, всецело блюду интересы государства. Это после восемнадцати ноль-ноль мы в полной мере используем возможности и ресурсы нашей службы, в чем вы уже убедились, и потому наши акции более эффективны, чем это принято думать. Так что не упрямьтесь, поделитесь с ближними информацией, которой располагаете.
— Я могу позвонить? — спросил Потап.
— Звоните, — благосклонно кивнул Кирилл Афанасьевич. — Только недолго. И ничего лишнего, сами понимаете.
Потап набрал номер Полины.
— Это я… — сказал он, услышав ее голос. — Вот, решил позвонить.
— Саша! — охнула она. — Ты куда пропал? Почему не объявляешься?
Краем глаза Потап заметил, как один из парней вставил себе в ухо нечто вроде микрофона из слухового аппарата, хотя не было заметно, чтобы от него отходил какой-нибудь провод. Подслушивают и записывают? Он более внимательно осмотрел комнату.
— Ты сейчас где? — продолжала Полина. — Почему молчишь?
Потап вдруг заметил среди ручек, лежащих на столе, две или три похожих на ту, что ему подложили, только с более толстым колпачком.
— Сука, — выругался он. — И депутат твой — козел. И больше ты мне, шлюха позорная, не попадайся.
— Прощай, урод! — Полина швырнула трубку.
— Депутат — это кто? — полюбопытствовал Кирилл Афанасьевич.
— А ты не знаешь… — Потап криво улыбнулся, медленно пятясь назад. — Будто не на него работаешь, падла…
Его попытались перехватить уже в дверях, но он рванулся в другую сторону, к ближайшему окну, и бросился головой вперед, как если бы нырял в воду. Послышался звон разбитого стекла, треск рамы, и тяжелое тело Потапа вместе с решеткой вывалилось во двор.
Все, кто был в комнате, подбежали к окну, выглянули вниз. Потап лежал на асфальте с неестественно вывернутой шеей, и под ним медленно растекалась кровь.
— У нас проблема, — доложил кому-то Кирилл Афанасьевич по телефону. — Он только что выбросился из окна, свернул шею.
— Задействуйте «реанимацию», — ответили ему. — Она уже на подходе. Будет у вас через две-три минуты.
Они быстро сошли вниз черным ходом, проехали на машине квартал и пересели в реанимобиль. Там быстро переоделись и снова появились в этом же дворе — уже в белых халатах и с носилками.
— Вот это оперативность! — заговорили собравшиеся во дворе зеваки. — Тут вызываешь, когда прихватит, так за час не дождешься. Ни те «скорой», ни милиции. Все только на пробки сваливают. А здесь едва позвонили — а они уже здесь.
Последние зеваки расходились, когда во двор въехала милиция на бело-синем «форде».
— А где труп? — удивленно спросил старший наряда.
— Да вот только что перед вами на реанимобиле увезли! — ответили оставшиеся, показывая на лужу крови.
И в этот момент подкатила «скорая».
— А где пострадавший-то? — покрутил головой врач.
— Вот те на! Так ваши же и забрали, через пять минут после вызова приехали.
— Небось какая-нибудь коммерческая «скорая». Им за скорость надо платить. А говорят, еще на вертолете прилетают — так те и того дороже берут.
Поздно вечером, когда все было закончено и тело Потапа, с помощью химии бесследно растворенное в ванне, исчезло в канализационных стоках, Кирилл Афанасьевич снова позвонил Соломину.
— Все чисто? — спросил Павел Семенович.
— Чище не бывает, — ответил Панкратов.
Соломин отложил мобильный и взглянул на Полину, лежавшую в постели в роскошном пеньюаре.
— Тебе его не жалко? Все-таки зверь был, а не мужчина!
— Где он сейчас? — поинтересовалась она.
— В настоящий момент впадает в Москву-реку, а оттуда, согласно школьной географии, в Оку и потом в Волгу.
— Меня пожалеть некому, почему я должна кого-то жалеть? — сказала она. — Ты собираешься сегодня ложиться?
Виктор Петрович еще раз рассеянно полистал дело об убийстве Смушкевича, потянулся, откинулся на спинку кресла. Проклятый вопрос: кому нужны смерти трех членов правления Коминвестбанка? Конкурентам? То есть Инвестбанку? Чушь собачья…
Он вспомнил бледное лицо перепуганного Гаевского, с которым разговаривал в его кабинете, и тут же представил его соблазнительную, как райская гурия, референтку по общим вопросам, точно специально старающуюся рассеять внимание следователя прокуратуры демонстрацией своих прелестей.
«Поймите, — убеждал Гаевский, — кто-то усиленно распространяет заблуждение, будто мы с Коминвестбанком — враги и непримиримые конкуренты! Да, так было, но, как только мы стали договариваться о партнерстве, кому-то это не понравилось! Ни им, ни нам в одиночку не осилить контрольный пакет „Редкозема“! Этого можно достичь, только сложив вместе наши капиталы. Покойный Артем, придя к этому же выводу, почти согласился с моим предложением. Хотя у нас и возникли вполне разрешаемые разногласия по доле участия. А у кого они не возникают?»