— Нет, как раз наоборот. Как говорят, он и Алайя “дружили”, пока он не познакомил ее с отцом Элиара, Агусом.
— Правда?
— Ты слышал, как все это описывал вождь Альброн. Когда Агус с Алайей познакомились, это была любовь с первого взгляда. Халор очень проницателен, и он сразу увидел, что происходит. Он любил Алайю — и любит до сих пор, — но они с Агусом были как братья, поэтому он скрыл свои чувства и отошел в сторону.
— Одна из грустных историй?
— Все гораздо хуже. После того как Агуса убили в какой-то незначительной войне в нижних землях, Халор подумал, что у него появилась надежда, но Алайя была совершенно раздавлена смертью своего мужа и все эти годы прожила практически в полном заточении. Когда Элиар начал готовиться стать воином, Халор взял его под свое крыло. Если присмотреться к ним повнимательней, ты, наверняка, заметишь, что они скорее похожи на отца и сына, чем на сержанта и капрала.
— Теперь, когда ты об этом сказала, мне кажется, что Халор действительно не спускает глаз с Элиара. А Алайя испытывает к Халору какие-нибудь чувства?
— Она думает о нем как о своем старинном друге, но я уловила с ее стороны кое-какие намеки на то, что все может развиться и дальше, если только Халор не будет столь церемонным.
— Только этого нам сейчас и не хватало! — проворчал Альтал. — Думаю, мне было бы лучше, если бы ты не рассказала об этом, Лейта.
— Я пытаюсь сделать так, чтобы ты не попал впросак, папочка, — сказала она ему.
— Как это понимать?
— Скорее всего, эта ситуация будет весьма интересна для Двейи, как ты думаешь? И если ты не привлечешь к ней ее внимания, она может немного рассердиться на тебя за это, верно?
— Я бы не знал об этом, если бы ты не притащила меня сюда и не рассказала мне эту печальную историю.
— Ну что ты, папочка, — с притворным изумлением сказала она, — неужели ты думаешь, что у меня могут быть от тебя какие-то тайны? И потом, если бы я тебе не рассказала то, без сомнения, сама бы попала впросак. Я нежно люблю тебя, папочка, но не настолько. А теперь, когда я передала это дело в твои руки, тебе придется об этом позаботиться самому. Ты не испытываешь гордости за то, что я такая ловкая?
— Мне было бы гораздо лучше, если бы ты перестала называть меня “папочкой”, Лейта, — жалобно сказал он.
Внезапно она бросила на него какой-то отчаянный взгляд и заплакала, закрыв лицо руками.
— Ну что еще? — спросил он.
— Оставь меня в покое, — всхлипнула она. — Уходи, Альтал.
— Нет, Лейта. Я не уйду. Что случилось?
— Я думала, ты не такой. Уходи. — И она продолжала рыдать.
Даже не задумываясь, он обнял ее. Она немного посопротивлялась, но затем со стоном прижалась к нему, безотчетно всхлипывая.
Ее смятение было явно слишком велико, чтобы говорить связно, и Альтал с неохотой решил проделать это “другим путем”.
Мысли Лейты были хаотичными, когда Альтал очень осторожно проник в ее сознание.
— Уйди! Уйди! — молча умоляла она его.
— Я не могу, — вслух сказал он, продолжая искать.
Перед ним проплыли мириады воспоминаний о деревеньке Петелейе в Квероне, и бесконечное одиночество девушки пронзило его, как нож. Несмотря на свой “дар”, Лейта росла практически в полной изоляции. Отец ее умер еще до ее рождения, а мать была сумасшедшей — может быть, не буйнопомешанной, но “со странностями”. Остальные дети в Петелейе немного побаивались Лейты и ее сверхъестественной способности узнавать то, что они думают, поэтому в детстве у нее не было настоящих друзей, и она росла почти в полной изоляции и страхе. Тень сурового священника, брата Амбо, по-прежнему мрачно и грозно нависала над всеми ее воспоминаниями, ибо с каждым годом его похотливая ненависть к ней становилась все сильнее. Ее попытки избежать его оказались безуспешными, поскольку он преследовал ее везде, куда бы она ни пошла, и ужасная картина, встававшая в ее воображении, наполняла ее страхом — страхом, который лишал ее способности думать и действовать.
Несмотря на то что ей были известны его намерения, она была совершенно беззащитна, и со временем он начал осыпать ее обвинениями и насмешками, которые он называл “испытаниями”, а затем неизбежно последовал приговор к сожжению на костре.
И вот Бхейд пришел в Петелейю, разбудив землетрясения и горные лавины, чтобы спасти ее от огня.
— Это была не совсем его идея, Лейта, — вслух сказал ей Альтал. — Нас послала Эмми, к тому же здесь был задействован Кинжал.
— Теперь я это знаю, папочка, — ответила она, — но в тот день я была по некоторым причинам связана слишком уж крепко. Потом, когда Элиар показал мне Кинжал, я уже была не одинока. Внезапно я оказалась в семье, и все благодаря Бхейду — по крайней мере, так я подумала.
— А теперь ты любишь его?
— Мне казалось, это совершенно очевидно, папочка.
— Опять ты называешь меня этим словом.
— Ты что, не слушаешь меня, Альтал? Разве это не часть того, что означает слово “семья”? Когда мы еще были в Векти и Элиар не мог видеть, ты беспрестанно твердил мне про “семью”, про “братьев и сестер” и приводил все остальные разумные доводы, которые придумал, чтобы сломить мои бастионы и пустить Элиара в мое сознание. Неужели ты не понимал, что при этом ты выступаешь в роли моего отца? Мне действительно нужен отец, и ты вызвался быть им. Теперь поздно отступать.
— Мне кажется, в том, что ты говоришь, Лейта, есть какая-то извращенная логика, — сдался он. — Хорошо, если хочешь называть меня “папочкой”, пусть будет “папочка”.
— Как хорошо! — воскликнула она с притворным энтузиазмом. — Итак, что же мы собираемся делать с бедным братом Бхейдом?
— Об этом заботится Эмми.
— Нет, папочка, она не заботится. Она ждет, что ты поймешь наконец, что это твоя обязанность.
— Откуда тебе взбрела в голову такая странная мысль?
— У меня свои источники, папочка. Поверь мне. — Вдруг лицо ее стало задумчивым. — Приближается тот день, когда нам с Бхейдом предстоит совершить с некоторыми людьми ужасные вещи, и нам обоим нужна чья-то поддержка. Мне кажется, ты только что получил задание.
— Ты не могла бы выразиться конкретнее, Лейта? “Ужасные вещи” — слишком расплывчато.