— Он колеблется, папочка, — прошептал голос Лейты. — Ему очень хочется получить твои деньги, но он знает, что не может прогнать твои кошмары.
— Хорошо. Значит, все идет по плану.
— А каков твой план, Альтал? — с молчаливым любопытством спросил Бхейд.
— Смотри, брат Бхейд. Смотри и учись.
— Я буду молиться, чтобы Бог наставил тебя на путь истинный, герцог Альтал, — взволнованным голосом объявил экзарх Алейкон. — И если ты придешь ко мне завтра, мы обсудим подходящий случаю вид покаяния.
Альтал поднялся.
— Я в вашем распоряжении, экзарх Алейкон, — заявил он с благочестивым поклоном. — Завтра я вернусь сюда с первыми лучами солнца и принесу столько золота, сколько смогу унести… если сегодня ночью я буду спать хорошо.
— Здорово ты его, папочка, — шепнула Лейта.
— Мне самому понравилось, — самодовольно ответил Альтал.
— О ваша светлость, его преосвященство… э-э… нездоров, — сказал тот самый священник, который в первый раз приходил в дом графа Баскоя, когда Альтал на следующее утро явился в храм.
— А что с ним?
— Наверное, что-то съел, — торопливо ответил священник.
— В последнее время тут была такая кутерьма, — заметил Альтал. — Как вы думаете, как долго он будет приходить в себя? Может быть, я зайду сегодня попозже?
— Не стоит, ваша светлость. Может быть, завтра.
— Он ужасно обеспокоен, папочка, — молча доложила Лейта. — Незадолго до рассвета экзарх Алейкон проснулся с криком и кричит до сих пор. Служители ордена Коричневой Рясы боятся, что он сошел с ума.
— Что ты там еще придумала, Эм? — послал Альтал свой мысленный импульс Двейе.
— Я довела до конца твою идею, любовь моя, — промурлыкала она в ответ. — Она была слишком хороша, чтобы пройти просто так. И как только тебе пришла в голову мысль о ночных кошмарах?
Он пожал плечами.
— Нужно же мне было как-то привлечь внимание Алейкона, Эм. Наш воображаемый герцог Кентейнский — слишком большой подлец, чтобы плакать из-за всяких своих прошлых мерзостей. Мне нужен был какой-нибудь предлог поужаснее, чтобы объяснить, почему я примчался в Магу молить о помощи. Поразмыслив немного, я решил свалить все на ночные кошмары о Нагараше.
— А-а, понятно. Ты взял это так, с потолка.
— Отчасти да. Насколько я понимаю, значительная часть образования послушников всех трех церковных орденов включает в себя жуткие описания Нагараша, поэтому для привлечения внимания Алейкона я бросил ему эту мысль. Вообще-то это было сказано скорее по наитию ж или даже по божественному вдохновению.
— Назовем это приступом гениальности, милый.
— Ну, я бы не стал заходить так далеко, Эм.
— А я — да. Ты просто отбросил эту идею в сторону, а я подхватила и развила ее. Через дверь, открытую Хномом, ты на мгновение увидел кусочек Нагараша, но это был всего лишь взгляд извне. В своих кошмарах Алейкон переносится в сам город, а Нагараш — это место, где царит абсолютное отчаяние. Вот почему Яхаг был благодарен, когда Бхейд убил его. Для жителя Нагараша смерть — это освобождение.
— Но ведь Алейкон вскоре оправится от осаждающих его ночных кошмаров? Думаю, он мне еще пригодится впоследствии.
— А может, дадим ему немного помучиться, милый? Пусть потомится, пока не станет помягче. Промучившись неделю этими кошмарами, он согласится на что угодно. Почему бы тебе не привести деток домой, Альтал? Нам нужно поговорить.
Когда Альтал с друзьями возвратились в дом графа Баскоя, улицы Магу буквально кишели вооруженными до зубов солдатами. Все солдаты, казалось, немного нервничали и держались вместе тесными группками. Альтал остановил какого-то уличного торговца, толкавшего по булыжной мостовой тележку, груженную турнепсом.
— Что здесь творится, приятель? — спросил он у торговца.
Человек с тележкой пожал плечами.
— Полагаю, это принц Марвейн разминает мускулы, — ответил он. — Думаю, вы слышали про крестьянский бунт.
— Я приехал в Магу только вчера вечером, — сказал Альтал.
— Правда? А вы откуда?
— Из Экуэро. Я в городе по делу. А отчего так взбунтовались крестьяне?
— Известное дело. Иногда они бунтуют оттого, что мир слишком несправедлив к ним. Каждый раз, когда такое случается, принц Марвейн выставляет на улицах свои войска. Он хочет, чтобы все в городе видели, кто тут главный.
— Но горожане ведь не ввязываются во все эти дела, которые устраивают деревенские мужланы, правда?
Продавец турнепса фыркнул.
— Конечно же, нет. Но в самых грязных районах города всегда найдутся недовольные. Наш благородный принц хочет быть уверенным в том, что они понимают, каково реальное положение вещей. Пока ты не суешь нос не в свое дело, солдаты тебя не тронут. Вы не желаете купить немного турнепса?
— Прости, приятель, но мне от него почему-то становится нехорошо. Ты не поверишь, как у меня начинает болеть живот, если я съем хоть кусочек турнепса.
— О, — отозвался лоточник. — У меня то же самое от лука.
— Приятно узнать, что не у меня одного такой нежный желудок. Удачного тебе дня!
— Я уже слышала об этом принце Марвейне, Альтал, — сказала Андина, когда они пересекали улицу перед домом графа Баскоя. — Это жестокий тиран с непомерным сознанием собственного величия.
— Нам следует излечить его от этого заблуждения, — мрачно сказал сержант Халор.
— У нас есть немного времени, — сказала им Двейя, когда все они собрались в башне. — Арган продвигается с большой осторожностью и, прежде чем идти дальше, закрепляет свою власть в каждом городе. Революция — это совсем не то же самое, что вторжение извне. Бхейд, какова обычная процедура в случае, если экзарх оказывается недееспособен?
Бхейд откинулся в кресле и посмотрел в потолок.