— Честно, Пит? Сегодня это и для меня дороговато. Тебе ведь известно мое положение. Нет, на крайний случай обязательно что-нибудь найдется, но я пока не думаю, что мы все уже — на краю. Да мне, собственно, немного и надо. Мы постараемся, чтобы угрозы не превратились в реальность. И никаких отказов от приглашения также не будет. Хотелось бы лишь одного: чтобы французский департамент образования подтвердил еще раз, и в недвусмысленной форме, свое решение относительно Люси Махоткиной. С остальными преградами, я полагаю, мы справимся сами.
— Ты так заступаешься, Алекс, да? Ты, возможно, хорошо знаешь эту девочку Люсю?
— Разумеется! — не моргнув глазом, соврал Турецкий. А что, интересно, он мог еще сказать? — Мировая девчонка, Пит!.. Ну, прямо, как моя Нинка, за которую я тебе, старый дружище, буду всю жизнь благодарен.
— Ну… что ты, Алекс! Мы же… ты прекрасно знаешь… Но ты сказал: мировая девчонка? Это интересно, подожди, я записываю… Ты сейчас объяснишь, да?
— О чем речь, старина! Конечно! Но мне хотелось бы все-таки услышать твое мнение.
— Мы сделаем просто, я позвоню Маргарет сам и объясню. А потом дам ей твой номер телефона, и выясню, сможешь ли и ты позвонить ей. Ты ведь, кажется, был неравнодушен к чарам этой восхитительной блондинки, не так?
— У-у! Еще как неравнодушен!.. Я и не помню ни одного равнодушного среди наших парней. Начиная, по-моему, с самого генерала Реддвея, если не ошибаюсь? Или у тебя на этот счет была своя собственная точка зрения?
— О-хо-хо-хо! — довольно «раскатился» басистым смехом Питер. — Да, это, пожалуй, действительно тот редчайший случай, когда ум и красота в женщине… как это?… Хорошие соседи, да?
— Нет слов, Питер! Твои логические построения иногда просто потрясают меня. Да что я говорю, сам помнишь, я всегда утверждал, что ты у нас…
— Прекрасно, прекрасно, — остановил поток незамысловатой лести Реддвей. — А теперь объясни мне получше про эту твою мировую девчонку…
Дина Петровна должна была вернуться после лекций домой в районе шести вечера. К этому времени возвращалась из школы и Люся. Созвонившись с Диной, Турецкий договорился одновременно и с Филиппом, что тот подъедет к школе и встретит девочку. Незаметно. И проводит ее до дому. После чего они вчетвером сядут за стол и поговорят, что и как надо будет сделать. А чтоб Филя легко ее узнал, Александр Борисович передал ему фотографию Люси, которую взял у Дины, когда приходил к Махоткиным в первый раз. И Филипп Агеев отправился на своей серой, оперативной «девятке» в Хамовники, к специализированной школе с углубленным изучением французского языка.
Поскольку девочка ходила обычно в школу и обратно пешком, то, вероятно, чтобы сократить путь, она проходила не только переулками, пересекая семь шумных улиц с напряженным автомобильным движением, главным образом, на Большой Пироговской и Комсомольском проспекте, но и привычными для жителей этого района дорожками между домами. А во дворах — много зелени, густой кустарник. То есть, другими словами, если бы кто-то захотел устроить Людмиле «темную», для него это было бы не вопросом. Вот Филипп и решил оставить машину у ограды школы, в переулке, а самому пройтись следом, как ходит она, чтобы составить для себя, ну, и для нее, в первую очередь, наиболее удобный и безопасный маршрут.
Он узнал ее легко, видно, фотографировалась девочка недавно. До Пироговской несколько девочек, изображавших из себя барышень, а не школьниц, шли дружной стайкой, и свойственных ученицам рюкзачков и ранцев у них не было, их заменяли модные сумочки. Ну, понятное дело, взрослые ведь!
После района Усачевского рынка попутчиц у Люси осталось мало, только двое, и те оставили ее почти перед проспектом. Вот, вероятно, где-то здесь и может для нее таиться опасность. Даже и не на самом проспекте, а чуть подальше, уже в путанице проездов и дорожек между проспектом и набережной. Тут незнающий человек запросто запутается. Но Люся — местная и, следовательно, наверняка уже выработала для себя определенный, кратчайший маршрут, по которому обычно и ходит. Это вполне логично. Вот его и надо досконально изучить, потому что идти за ней от самой школы до дома, пытаясь при этом быть еще и незаметным, это, конечно, абсурдная задача. В компании с другими девочками ей, разумеется, нечего бояться. Но только в том случае, если эти подруги сами не участвуют в травле. Это она должна знать.
Дом, в котором проживал Турецкий, Филипп, естественно, прекрасно знал, и сам, бывало, не раз выскакивал из подъезда и бегал в «красный магазин», в винный отдел, если собирались у Александра Борисовича, и вдруг выяснялось, что чего-то не хватает. Поэтому он тоже знал здесь кратчайшие тропинки мимо детского лечебного центра, и через детские площадки, окруженные кустами разросшейся сирени.
Шагая независимой, небрежной походкой за девочкой, которая, по его мнению, проявляла поразительное легкомыслие — ни разу не оглянулась, не посмотрела по сторонам, не сторонилась парочки молодежных компаний, которые занимали лавочки у подъездов и вокруг столиков для игроков домино, — Филя запомнил этот маршрут. И даже определил для себя несколько удобных мест, где можно спокойно стоять, не привлекая ничьего внимания и в то же время быть готовым в течение максимум полуминуты, прийти на выручку. Обычно ведь эти «волчата», или, правильнее назвать, мелкие «шакалы», сразу не нападают, они какое-то время «ведут» свою жертву, ибо и сами боятся, — и милиции, и просто ненормальных взрослых, у которых еще сохранились дурацкие понятия, что девочек обижать, например, нельзя. И могут сорвать «операцию», да еще и по шеям надавать. А если нападение будет организовано из-за угла и сразу, то этих уж Филя как-нибудь заметит. Это они думают, что их никто не замечает, такие они все умные и таинственные. Ничего, такого рода разочарования нередко идут на пользу подрастающему организму. В другой раз, говорят, неповадно будет…
У Фили был свой взгляд на воспитание молодого человека. И он считал, что таскать хулигана в милицию, это себя унижать, когда можно легко и доходчиво разрешить любой конфликт на месте. Котенка ведь, или щенка, обгадившего пол, тычут носом в место его преступления, а не ведут куда-то в сторону учить уму-разуму. Оно и вернее, и доходчивее…
Наконец, девочка вошла в свой подъезд, и Филя вздохнул с некоторым облегчением. Ну, все, можно возвращаться за машиной, оставленной возле школы. Пока шел обратно, в голове созрели еще парочка «вариантов спасения». Но это уже, решил он, по обстоятельствам. Да и не будет это дело у Александра Борисовича тянуться вечно, максимум неделя, да и не целый день занят, а каких-то полчаса всего. Правда, остальное время девочке придется дома посидеть, и ничего в этом нет страшного. А может, вопрос решится еще скорее…
Филипп позвонил Турецкому, и Александр Борисович, узнав, где «телохранитель», позвал его к себе, — переждать, пока не подъедет Дина Петровна, а заодно и перекусить за разговором.
Мать Людмилы позвонила сама. Выходя из квартиры Турецкого, мужчины буквально столкнулись с возвращавшейся домой вместе с Плетневским сыном Васькой Ириной Генриховной, которая, увидев их вдвоем, поднимавшихся по лестнице, не без сарказма заметила, что операция «Сорбонна» у них, кажется, вошла в решающую стадию. Это она так «с юмором» назвала дело, которым занялся Турецкий исключительно по собственной прихоти. Делом, по ее убеждению, не сулившим мужу и его коллеге ни славы, ни навара.