На кухне Ирина быстро взяла мужа в оборот и заставила его чистить овощи.
— Ир, у нас что, гости будут? — поинтересовался Александр Борисович, с явным неудовольствием поглядывая на гору моркови, свеклы и маринованных огурцов, с которых ему полагалась снять шкурку.
— Не знаю, — ответила Ира, не отрываясь от работы. — Может, кто и зайдет. Но вряд ли.
— Тогда зачем столько всего?
— Ну, как… — Ирина пожала плечами. — Новый год всё-таки. Согласись, если в Новый год стол не уставлен яствами, то он выглядит несколько уныло.
— Но зачем так много? — повторил Турецкий. — Можно было обойтись парой салатов да этим гадским гусем.
— Турецкий, не брюзжи. Съешь ты своего гуся за раз, а завтра и послезавтра что будешь есть? Я в праздники с утра до вечера у плиты стоять не собираюсь.
— Отлично, — скептически улыбнулся Александр Борисович. — Тогда у меня рацпредложение. Давай отварим тонну картошки и будем есть её весь последующий год. И готовить не надо: разогрел — и порядок. А можно еще сухарей насушить.
— Турецкий, замолчи!
— А можно пирожков нажарить — штук пятьсот. Будет с чем на двадцать третье февраля чай пить.
Ирина швырнула нож на доску и резко повернулась к Турецкому.
— Сань, да что с тобой такое, а? Ты уже с Меркуловым поссорился, теперь и со мной хочешь?
— А ты всё слышишь, — пробурчал Турецкий.
Ирина вытерла руки о полотенце, поправила фартук и сказала:
— Давай, я готова.
— К чему? — не понял Турецкий.
— Слушать гадости, которые ты мне скажешь. Только давай выкладывай всё сразу, — всё, что накопилось. Чтобы за праздничным столом мы пили шампанское, а не выясняли отношения.
Турецкий стушевался.
— Ир, я не собираюсь с тобой ссориться.
— Правда? Тогда что же ты делаешь последние двадцать минут? Да какие там минуты, что ты делаешь последние несколько месяцев?
— Я что я такого делаю?
— Ты делаешь все, чтобы я с тобой развелась.
— Правда?
— Правда.
— Гм… — Турецкий насмешливо почесал затылок. — А мне казалось, наш союз нерушим. Но если ты хочешь…
— Ох-х, — вздохнула Ирина Генриховна. Затем усмехнулась и продекламировала:
Умоют меня и причешут
Заботливой, нежной рукой.
И в новое платье оденут,
Как гостя на праздник большой.
При громком торжественном пении,
При блеске свечей восковых
В строгом и важном молчании
Я встречу друзей дорогих…
— Что это? — нахмурился Турецкий, стихи ему явно «не пришлись».
— Не помню. Из какой-то книжки.
— И зачем ты мне это прочла?
— В голову пришло. — Взгляд Ирины стал грустным и насмешливым. — Смотрю я на тебя, Турецкий, и сердце кровью обливается. Тебе самому-то не надоело?
— Что?
— Жалеть себя.
— Ир, — угрюмо проговорил Александр Борисович, — это запрещенный удар.
— Раньше ты не был таким ранимым.
— Раньше я был старшим следователем Генпрокуратуры. Должностным лицом весьма высокого полета. А должностное лицо не имеет право показывать слабые места.
Ирина снова вздохнула. Она была очень терпеливой женщиной, но этот разговор утомил и ее.
— В общем, так, Турецкий, — сказала она устало и тихо. — Сегодня у нас будет праздничный ужин. И уж будь добр, сделай над собой усилие, выдай мне хотя бы пять улыбок за ночь.
— Тебе это будет дорого стоить, — съязвил Александр Борисович.
— Ничего, я готова заплатить.
— Чем? — поинтересовался Турецкий.
— Как чем? Харчами!
Турецкий хотел сурово нахмуриться, но не выдержал — рассмеялся.
— Ладно, жена, почищу я тебе твои овощи. Но смотри: если ужин мне не понравится, и все мои усилия зря, взыщу по полной программе. Кстати, Нинка еще не звонила?
— Нет.
— Родили себе блудную дочь, — проворчал Александр Борисович. — И что бы ей дома Новый год не встретить, а? С отцом, с матерью. Ведь Новый год — семейный праздник. По крайней мере, в книжках так пишут.
Ирина пожала плечами:
— Ей с нами скучно, Сань. Ведь мы с тобой для нее старики.
— Глупости. Что они такого знают, эти молодые, чего не знаю я? Можешь мне ответить на этот вопрос?
— Запросто. Ты, например, знаешь, как называется последний альбом Бритни Спирс?
— А кто это? — поднял бровь Александр Борисович.
Ирина усмехнулась.
— Вот то-то и оно. Темный ты человек, Турецкий. О чем с тобой можно говорить?
Александр Борисович вздохнул:
— Да, жена… Отстали мы с тобой от жизни.
4
Праздничный стол был великолепен. В вазочках из хрусталя и венецианского стекла играли всеми цветами радуги салаты. В огромном блюде в центре стола красовался, играя золотистой корочкой, печеный гусь, обложенный запечеными яблоками. В маленькой серебряной икорнице сверкала гроздь рубиновых шариков икры. Шампанское играло и искрилось в хрустальным фужерах.
Турецкий окинул стол взглядом и восхищенно проговорил:
— Все эти блюда стоило готовить уже ради того, чтобы на них посмотреть!
— Вот видишь, — улыбнулась Ирина. — Эстетическое наслаждение ты получил. Осталось получить гастрономическое.
— Да ведь эту красотищу даже есть жалко, — сказал Александр Борисович. — Ну, какой варвар посмеет ткнуть ложкой… ну, к примеру, в эту «мимозу»?
— Этим варваром буду я, — сказала Ирина. — Давай тарелку!
Ирина смело загребла ложкой салат и положила на тарелку мужу.
— Ну вот, одной красотой на земле стало меньше, — вздохнул Александр Борисович.
— Ничего. Зато одним сытым мужчиной станет больше, — насмешливо возразила Ирина.
— Ой! — воскликнула вдруг она, уставившись на экран телевизора. — Кажется, он уже заканчивает. Сделай скорей погромче!
Турецкий взял пульт и прибавил громкость телевизора.
— …чем в прошедшем году, — с улыбкой закончил президент. — С новым годом вас, дорогие друзья! С новым счастьем!
Президент страны отсалютовал Ирине и Александру Борисовичу фужером с шампанским. Картинка на экране сменилась. Теперь вместе загорелой и бодрой физиономии президента показывали огромный циферблат с бодро скачущей по кругу секундной стрелкой.