— А я помню себя в большой комнате. Я лежу в огромной постели и притворяюсь спящим. Двое взрослых — мужчина и женщина — громко и сердито разговаривают. Я был, видимо, тогда очень маленьким и не понимал ни слова, из того, что они говорили. Но очень хорошо чувствовал, что в этот момент решается моя судьба. Как бездомная собака, которую привели в дом, и на семейном совете решают, оставить или выгнать обратно на улицу. Я лежал и боялся шевельнуться, чтобы не рассердить того, кто был за меня.
Он замолчал, заново остро вспомнив тот момент и свой ужас перед будущим. И почувствовал пожатие ее ладошки в его руке. Алиса смотрела на него очень серьезно, будто принимая в себя его переживание.
— И что? — тихо спросила она.
— Все кончилось хорошо. Меня не выгнали на улицу, — улыбнулся он.
Катер снова нырнул под низкий широкий мост и вынырнул уже в акватории Невы. Резкий порыв свежего морского ветра обрушился на них мощно и весело. Вид открывался потрясающий. Широкая, вольная река распадалась слева на два рукава, словно обнимая Васильевский остров. Ростральные колонны выступали к воде, стройные, мощные, величественные. А напротив них сиял в солнечных лучах шпиль Петропавловки.
— С ума сойти! — восхищенно воскликнул Алекс. — Это потрясающе! Нет в мире другого такого города, уж поверь мне!
— Плавали, знаем, — весело откликнулась Алиса. — Но Москва тоже ничего городок.
Катер повернул вправо, они миновали Эрмитаж, двинулись к Летнему саду, затем опять нырнули в Фонтанку и причалили.
— Вот и все! Путешествие закончилось, — вздохнула Алиса.
— Что значит — все? Все еще только начинается! Ты ведь прямо с поезда?
— Ну, в общем, да.
— А уже два часа пополудни, выражаясь высоким стилем. Короче, я веду тебя обедать!
— Куда?
— Представь, я тоже готовился! И выбрал одно концептуальное заведение. Совсем неподалеку. «Саквояж беременной шпионки», как тебе?
— Это название?
— Ну да! Мне кажется, учитывая нашу с тобой родословную, это то, что надо.
— Согласна! — кивнула девушка, тряхнув головой.
И солнце вспыхнуло в ее волосах. Опасно иметь такие волосы. Очень хочется погрузить руки в их шелковую тяжесть. Опасно ходить рядом с такой девушкой.
Алекс мужественно отвел глаза, взял ее под руку и повел по Невскому. И чем дальше они шли, тем больше ему нравилась округлость ее локтя, ее крепкое, упругое тело, которого ему приходилось касаться.
А потом время понеслось с бешеной скоростью. Они сидели в кафе, что-то ели, пили, и говорили, говорили. Он наконец спросил:
— Как тебе книга?
— Понравилась! — просто ответила она.
А ему понравилась эта простая и краткая оценка; то, что она не расхваливала, не отвешивала комплиментов. Это было бы глупо, ведь дело касалось прошлого самых близких для них людей.
— Ты молодец!
— Рад слышать это от тебя.
Потом они гуляли по городу, на который потихоньку опускался вечер.
— Когда ты уезжаешь? — спросил он вдруг.
— Сегодня же. Ночным поездом. Еще не скоро.
Он застыл на месте.
— Как?
— Так. Я приехала, чтобы повидать тебя и все.
— Как это все? Почему на день-то?
— Ну. У меня здесь никого нет.
— А я? Я?! У тебя есть я, и Люся, и ее родители. Я не отпущу тебя!
Он схватил ее, прижал к себе, погрузил руки в тяжелую шелковистую медь.
— Я не могу так, — бубнила она ему в грудь. Это неудобно. Они меня не знают. И вообще.
Мимо них проплыл длинный белый свадебный лимузин. Он оглянулся. Они стояли на Фурштатской улице.
— Что это за здание? — он повернул ее за плечи к симпатичному особняку.
— Это? Дворец бракосочетания, — прищурившись, прочла надпись Алиса.
— У тебя паспорт с собой?
— Ну да, я же на поезде. Там спрашивают.
— Вот что, Алиса! Пойдем и распишемся!
— Что? Ты что? — она начала пятиться от него, вытаращив зеленые глазищи.
— Стоять! — прикрикнул он, крепко ухватив ее за запястье. — Я делаю тебе официальное предложение! Давай, соглашайся! Быстрее!
— А то что? Война и немцы? — она старалась сердиться, но лицо ее засияло такой радостью, что он задохнулся.
— Я влюбился в тебя! Влюбился, понимаешь? По-настоящему! Влюбился еще в твои письма! Просто боялся, что увижу, и все растает. Так бывает, я знаю. Но ты оказалась еще лучше, добрее, интереснее. И ты желанна! Чего же нам ждать?
— Но ты не спросил, желанен ли ты!
— Господи, да ты влюблена в меня с шести лет! О чем мы вообще говорим!
— Нахал! Плейбой несчастный.
Он залепил ее рот поцелуем, и она затихла в его объятиях. И поцелуй был замечательным. И он сразу понял, что все остальное будет с нею так же замечательно.
— Эй, — тихо шепнул он ей на ухо, — история должна продолжаться! История наших семей — она не может вот так взять и оборваться. Мы просто обязаны ее продолжить! Ну не трусь, малыш! Ты согласна?
Он отстранился, крепко держа ее за плечи. Она подняла на него влажные глаза и улыбнулась.