— Само собой. Даже если половина из того, что говорил об этом богоугодном заведении Джамель, соответствует действительности, то без покровителей из полиции хозяину этой лавочки не обойтись.
Побродив еще немного по окрестным улицам, молодые люди вернулись в свою комнату, где просмотрели на ноутбуке фотографии посетителей кофейни Ахмеда, сделанные «пудреницей».
— Возможно, кто-то из этих людей Мустафа, — сказала Изабелла.
— Не исключено, — откликнулся Андрей. — В полиции его наверняка могут опознать.
— Так нужно им показать.
— Ну, мы этого сделать не можем. Если мы сами обратимся к ним, то вполне вероятно, что ночью нас зарежут.
— Полагаешь, вся информация идет через сегодняшнего высокопоставленного гостя Ахмеда?
— А чего ради он сюда приезжает с неофициальным визитом?
— Тоже верно, — согласилась Изабелла. — Тогда знаешь что сделаем? Обратимся в полицию через наших людей из Интерпола. В крайнем случае я попрошу помощь у моего отдела.
— У ребят, которые сидят в Лондоне? — скептически поинтересовался Корешков.
— К этим ребятам стекается информация со всех уголков мира. Тем более что при современном развитии техники взаимодействие людей, находящихся в разных точках земного шара, легко поддерживать.
— Хорошо, займись этим завтра.
— А ты что завтра будешь делать, Андрей?
— Хочу пообщаться с Ахмедом.
— То есть побудешь здесь и в кофейне. А я встречусь с Кафари и Филдинсом. Мы уже договорились. Они за мной заедут.
— Куда? — удивился Корешков.
— Не сюда, не беспокойся. Мы договорились встретиться за три квартала отсюда, возле кинотеатра «Одеон».
— Ты уже знаешь город, как свои пять пальцев, — хмыкнул Андрей. — А зачем тебе понадобились завтра интерполовцы?
— Хочу, чтобы на столь замечательные типажи посмотрел какой-нибудь надежный человек из полиции. Может быть, среди этой публики обнаружится кто-то, через кого мы сможем найти Мустафу.
— В первую очередь нужно, чтобы их посмотрел отец погибшего парня. Возможно, он тоже кого-нибудь знает или даже опознает на этих фотографиях Мустафу. Джамель еще в Стамбуле?
— По-моему, собирался уехать домой. Но мне кажется, в данном случае большой надобности в нем нет. Нам желательно избежать утечки информации.
— А ты думаешь, что он… — Корешков не договорил фразу до конца, однако Изабелла прекрасно поняла его и ответила:
— Неумышленно, но может.
* * *
Джамель Нермук был от природы деликатным человеком. Он знал, что многие вещи на свете говорятся для приличия, их не следует принимать за чистую монету. Хозяйка будет вас без конца уговаривать есть, однако нужно уметь во время остановиться. Знакомые будут уговаривать вас путешествовать на их яхте, но, право слово, лучше не проявлять назойливость и отказаться. Тем не менее сегодня Джамель нарушил это неписаное правило. Господин Кафари предложил ему, если желает, остаться в Стамбуле, и Нермук согласился. Не только потому что ему тягостно было возвращаться в дом, где каждая вещь напоминала о Фазиле. Ему хотелось узнать как можно больше о судьбе сына.
Спал он плохо. Утром проснулся и сразу после молитвы, даже не позавтракав, аппетита совершенно не было, пошел в торговый квартал города. Денег у него было не очень много, поэтому он не воспользовался такси, а прошел многокилометровый путь до кофейни Ахмеда пешком.
Джамель добрался до цели, когда солнце поднялось в зенит. Народу в кофейне было мало. Ахмед сидел с четками в руках за одним из свободных столиков и поглядывал на посетителей, словно заботливый учитель на школьников.
Когда, остановившись перед ним, пожилой мужчина обратился к нему с несколько заискивающим видом, Ахмед не сразу понял, что тому нужно. Переспросил незнакомца.
— Вы, наверное, меня не помните. Я был у вас всего один раз, — сказал тот. — Я Джамель Нермук из Текирдага.
— Да, я вас слушаю.
— Господин Ахмед, я разыскиваю Мустафу Кемаля. Мне он очень нужен.
Владелец кофейни слегка насторожился:
— А какое у вас к нему дело?
— Мустафа помог моему сыну Фазилю найти в России хорошую работу. Я благодарен за это Мустафе и хочу предупредить, что ему угрожает опасность.
— Что еще за опасность?
— Это я и хочу рассказать ему.
— Скажи мне. Я передам.
— Речь идет об общих знакомых. Поэтому я должен сообщить все ему лично, а то получится путаница.
— Его сейчас здесь нет.
— А где он?
— Понятия не имею. Откуда мне знать, где Мустафа? — раздраженно сказал хозяин кофейни. — Он не работает у меня, не отчитывается передо мной.
— Но, может, вы передадите ему, что я его разыскиваю.
— Пожалуйста.
— Когда передадите?
— Когда увижу, тогда и передам. Не раньше, — съязвил Ахмед.
— А когда вы его увидите?
— Слушайте, господин, какой вы непонятливый! — возмутился хозяин кофейни. — Я же вам турецким языком говорю, что не знаю.
— Я почему спрашиваю — хотел узнать, когда мне можно зайти, чтобы вас лишний раз не беспокоить.
— Да никакого беспокойства нет. Заходите, когда угодно, — смягчаясь, пробурчал Ахмед.
И в это время в кофейне появился Мустафа.
Джамель подошел к нему и, глядя прямо в глаза, отчеканил:
— Мустафа, я точно знаю, что Фазиль полетел в Стамбул с твоим паспортом. Я не задаю вопрос, как так случилось, что именно тот самолет взорвался.
Мустафа почувствовал, что назревает скандал. Почувствовал это и владелец кофейни, который быстро постарался смягчить ситуацию. Он предложил обоим мужчинам пройти во внутреннее помещение.
— Зачем выяснять отношения на людях, — старательно увещевал он. — Идите в комнату, сядьте, поговорите по душам.
Мустафа с явной охотой покинул основной зал кофейни. Джамель, опасаясь, что тот сбежит, не отставал от него ни на шаг. Таким образом они очутились в просторной комнате, предназначенной для особо важных посетителей. Здесь имелась вторая дверь, ведущая во двор. Туда же выходили два маленьких окошка. Через третье окно, на противоположной стене, просматривался зал кофейни.
Усадив обоих земляков, озабоченный Ахмед удалился. Пусть они поговорят здесь, никому не мешая.
— Я умный человек и не хочу знать то, что меня не касается, — сказал Джамель, когда за хозяином закрылась дверь. — Но Фазиль был у меня единственный сын. Теперь на мне осталась большая семья, а я старый человек.
Мустафа галантно запротестовал, начал было говорить, что Нермук еще полон сил, однако быстро почувствовал двусмысленность подобных комплиментов, осекся и замолчал. Тогда Джамель продолжил изливать душу. Он говорил, что сначала боль за сына и гнев толкали его на необдуманные поступки. Теперь же он думает исключительно о своей семье.