— Не совсем точно. Это сказал генерал ордена иезуитов Игнацио Лойола. «Ничто, о чем я промолчу, мне не повредит». Он не древний, но достаточно старый. И умный, — Турецкий ухмыльнулся.
— Сами, что ль, читали?
— Да.
— Ну, что ж, пусть так. Спасибо за подсказку. А поедете вы вот с этим господином. Как вы проницательно догадались, он действительно мой адвокат. И в его портфеле деньги. Как вы понимаете, хорошие. Дома сами посчитаете. Согласны?
— А что мне еще остается?
— Это правильно. Мы живем в коммерческий век, некоторые, привычные прежде понятия сместились, на первый план вышел индивидуальный человеческий фактор. Это приходится учитывать. А то, что вы — частный сыщик, а не государственный, делает вам честь. Мне приятно, что мы поняли друг друга. И надеюсь, что следующая наша встреча, если она состоится, пройдет в иных условиях и с другим настроением. Портфель мой помощник передаст вам в гостинице, и — счастливого полета. Не забывайте, Александр Борисович, главного фактора: благополучие семьи, родных и близких, да и просто любимых женщин, к примеру, сейчас — самое важное в нашей с вами жизни.
— Именно эти обстоятельства и заставили меня принять ваше предложение.
— От которого вам трудно было отказаться, — с «юморком» вставил адвокат.
Турецкий холодно посмотрел на него, как умел это делать при встречах с матерыми преступниками, и ничего не ответил. Краев руки не протянул, гость, естественно, тоже. Так и расстались, кивнув друг другу.
Александр Борисович ехал в город снова в той же машине. Но думал сейчас лишь об одном: как быстро среагируют ребятки? Он дал им подсказку, теперь была важна их своевременная реакция.
— Сумма-то хоть приличная для следователя моего уровня? — небрежно спросил он у адвоката.
— Вполне, — холодно ответил тот.
— Не знаю, — с сомнением протянул Александр Борисович, — какой интерес у Краева к этим материалам? Там же фактически нет ничего достойного его внимания. Все в основном по убийству Неделина. Свидетели, врачи… Это же все известно… Да, послушайте, я надеюсь, что сам факт передачи мне денег не будет фиксироваться документально? В противном случае, я отказываюсь от сделки подобного рода, мне собственная честь, знаете ли, дороже, да и с сыскной практикой завязывать я вовсе не собираюсь…
Адвокат промолчал, а потом, словно нехотя, выдавил:
— Да все нормально. Раз договорились, слово надо держать.
— А я разве против такого договора? Вынудили. Ну, и черт с вами, с вашим городом и вашими проблемами… А странное это похищение, не правда ли, господин адвокат? Вы со всеми так решаете свои вопросы? Я имею в виду, настолько цивилизованно?
— Слушайте, не морочьте мне голову, — будто обозлился тот. — Сделано и — сделано. Может вас обрадует, что лично я был против. Благодарите полковника, он, оказывается, слышал о вас и уважает.
— Ну, и на том спасибо, — Турецкий с иронией взглянул на него, безнадежно вздохнул и замолчал. До самой гостиницы…
Войдя вместе с адвокатом и водителем машины в свой номер, он достал из шкафа сумку и передал ее «гостям». Те порылись, потом заглянули в шкаф, в ящики стола у окна, — но больше для проформы, как увидел Турецкий.
— А в том доме? — кивнул в сторону адвокат.
Турецкий понял, о ком речь, и пожал плечами.
— Могу дать слово, что им о содержимом папки вообще ничего не известно. Но если не верите… — он снова пожал плечами. — Все, о чем я говорил Корнею Петровичу, в руках Нарышкина.
— Хорошо, — кивнул адвокат. — И здесь — все, — он кинул на стол портфель. — Вот еще, — достал из кармана конверт. — Здесь три билета на самолет в Москву. Будет лучше, если вы улетите сегодня, и этим снимете некоторое напряжение в городе. Или перенесите отлет на утро. А данные о трупах получите через часок по вашему мобильному.
— Дать номер?
— Не надо, он нам прекрасно известен, — ухмыльнулся адвокат.
— А этих не жалко? Люди ведь, какие-никакие…
— Работать надо чисто, — бросил адвокат и вышел, не прощаясь.
Турецкий дождался, когда шаги в коридоре стихнут, и сел на кровать, не притрагиваясь к портфелю.
Вошел Филя и спросил:
— Все по плану?
— Если вы слышали… — Турецкий кивнул на стены. — Проверили?
— Шутишь, Борисыч, — подмигнул Филя. — Портфелочку ручками не трогал? — он кивнул на стол.
— Что я, самоубийца?
— Колька звонил: тризна еще не закончилась. Может, подъедешь?
— Теперь не уверен. Мне Ушаков нужен, и не один. И часа полтора свободного времени, не больше, чтобы встретиться с прокурором.
— Я тебе скажу, как тот раввин из конца семидесятых прошлого века: «Что бы нам ни говорили, а ехать таки надо…» Но можно и завтра, раз это не противоречит выдвинутым условиям. Давай сюда, я обменяю на завтра, — и он забрал конверт. — Ты, надеюсь, не сильно возражаешь? — он подмигнул, и оба легко рассмеялись.
— Не угадал, а такой сообразительный. Ехать, как ты выразился, надо. Но не завтра, и не в девять вечера, как указано в билетах, а гораздо раньше. Ты позвони Николаю, а тот пусть скажет Вале, чтоб они быстро «закруглялись» с поминками, мол, самолет на Москву не ждет, билеты куплены на… На какой час ты можешь поменять?
— Даже так? — Филипп задумался. — Тогда не буду терять времени, позвоню из порта, тут недалеко, за полчаса управлюсь, у них, я смотрел, рейсы на Москву чуть ли не каждый час, весь же Кавказ летает…
— А Коля пусть отвезет их домой и быстро поможет собраться, после чего сам же и отвезет их в аэропорт, а я примчусь прямо к рейсу.
— Похоже на непредвиденную ретираду, коллега? — Филя озадаченно хмыкнул.
— Более того, на самый унизительный побег.
— Ну и ну… — Филя был явно озадачен. — А причины?
— Непредвиденная реакция наших фигурантов. Но об этом — позже, с твоего позволения. И еще, Филя, было бы очень уместно, если бы ты еще сегодня сумел встретиться с Неделиной, а Коля — с Шевлаковым. У меня уже не получится, глаз не спустят. И мы бы потом «обменялись», по телефону, разумеется. Из Москвы.
— Так моя уже запланирована, — ухмыльнулся Филипп и посмотрел на наручные часы: — Через два часа, чтоб ближе к темноте и без опоздания, видно, боязливая вдовушка предпочитает вести переговоры под одеялом. — Филя тяжко вздохнул. — С ней, похоже, случилась та же история, что и с остальными женщинами, которые привлекли на похоронах внимание этого Краева. Хотел я поменяться с Колькой, но тот забастовал. Это у тебя, Филя, говорит, нет принципов, а у меня… и пошел, и пошел… Скучно, девушки, как заметил классик… Думаю, что моя вдовушка, в отличие от уже известной нам, будет долго плакаться в жилетку, а потом горе ее отпустит, и она позабудет свои мытпрства… А у кого я оставлю ваши билеты, позвоню и скажу? Ты, надо полагать, сюда больше не вернешься?