Турецкий сделал скользящий шаг в комнату, огляделся, не опуская пистолета от шкафа. Наконец, увидел справа от себя дверь в кладовку с висячим, незакрытым замком в петлях. Переложив пистолет в левую руку, правой стал вынимать замок. Дверь тут же распахнулась под Васькиным напором. Он выскочил в комнату и кинулся на шею Турецкому, крича:
— Дядь Саша, ну чего ты так долго ехал? А где папа? Чего он делает? А ты уже поймал бандита?..
Турецкий с трудом отцепил его руки со своей шеи и, понимая, что перед ним все-таки радующийся своему спасению ребенок, а не взрослый, которого можно было бы послать так далеко, что тот вряд ли бы потом вернулся.
— Спокойно, — почти сквозь зубы, сказал он, — быстро уходи отсюда, беги в мою машину, сядь там и опусти все кнопки дверей.
— Но, дядь Саш!..
— Пошел! Бегом! — едва сдерживая себя, рявкнул все же на него Турецкий, и Васька обиделся: он, оказывается, не собирался уходить, пока не выяснит все, что касалось его похищения. И решил поучаствовать в задержании преступника вместе с дядей Сашей — это ж так интересно!
— Ну, дядь Саш… — заскулил он. И тогда Турецкий сделал то, чего не должен был бы делать взрослый человек: он схватил Ваську за шиворот и в буквальном смысле вытолкнул его за дверь. Нет, он еще обижается! — Марш в машину! — крикнул вдогонку.
Васька медленно побрел, недовольный своим освобождением. Разве он об этом думал? Ему торжества хотелось, а тут его, прямо как тот бандит, словно котенка. Да еще кто! Дядя Саша, которого он так уважал… А почему папа не приехал? Вот он бы понял, какую радость испытывает его сын, и не стал бы орать…
Он стоял рядом с крыльцом, не собираясь уходить и садиться в машину. Упрямство было сильной стороной его характера, с которым, с большими трудами, кое-как еще могла бороться Ирина, супруга Турецкого, а самому Александру Борисовичу стать воспитателем этого парня не светило. Да и не взялся бы ни за что… Турецкий поднял пистолет и четко сказал:
— Рогов, выходи из шкафа!.. Делаю предупредительный, следующий будет в дверцу. — И выстрелил в потолок. И тут же не увидел, а почувствовал, как с улицы в дом ворвался Васька с криком:
— Дядя Саша! Что случилось?
— Уйди! — уже теряя всякое терпение, прорычал Турецкий. — Я тебе что приказал? Марш отсюда!
— Ну, дядь Саш! — простонал Васька и, выйдя из дома, медленно стал удаляться. Но не к машине, а просто в сторонку. Он решил, что дядя Саша нарочно злится на него, хотя он ни в чем не виноват, а раз так, то он сегодня же пожалуется на него тете Ире. Пусть она его отругает. О последствиях своего «стукачества» Васька и думать не думал. Он считал себя абсолютно правым во всем.
— Рогов, на выход! — едва сдерживая себя, чтобы не пальнуть в шкаф, голосом тюремного контролера зловеще произнес Турецкий. — Руки в гору! — Подумал: «Не хочешь по-нашему, пусть будет по-вашему».
Дверца заскрипела, и из шкафа вышел Рогов, держа кулаки около головы. Смотрел он в пол.
— Брось нож! Подальше!
Рогов отбросил нож, зажатый в кулаке.
— Мордой к стене! — приказал Турецкий, и тот послушно повернулся к нему спиной. — Руки за голову! — он увидел, что Рогов опустил руки.
Александр Борисович, понимая, что комедия заканчивается, решил надеть на преступника наручники, которые захватил с собой еще утром. Он достал их из заднего кармана брюк, — как их не обнаружил Рогов, уму непостижимо! Ключи от машины нашел, а столько железа пропустил. Кстати, ключи!
— Ключи от машины брось на пол! Одной рукой!
Рогов достал из кармана куртки ключи и швырнул туда, где уже лежал нож.
Вот теперь — в самый раз, — решил Турецкий и, держа пистолет в левой руке, приставил его к шее Рогова, а на одну его руку накинул браслет наручников, чтобы второй подтянуть к другой руке. И тут произошло нечто совершенно неожиданное.
Рогов почти неуловимым движением выскользнул из-под ствола пистолета и коротким ударом свободной руки выбил его из пальцев Турецкого, а сам, тут же сбив его с ног, кинулся к дверям.
Александр Борисович, видя, что тот уже в дверях, прыгнул за пистолетом, схватил его и, проклиная себя за неосторожность, за преждевременную успокоенность, ринулся за ним, крича:
— Рогов! Стоять, стреляю! — И услышал, еще не видя ничего, как заверещал Васька, будто кролик, которого схватил волк.
Что теперь: стреляю?! Прикрываясь Васькой, который брыкался и орал в голос сплошное «а-а-а», Рогов бежал к сараю с дровами и не думал останавливаться, зная, что рисковать пацаном и стрелять Турецкий ни за что не решится.
Стрелять действительно было невозможно, упрямый Васька оказался надежной защитой бандита. И Турецкий бросился следом. Он ворвался в сарай буквально по пятам Рогова, но тот, обернувшись, вдруг швырнул Ваську прямо в Турецкого. Александр Борисович одной рукой поймал его, развернувшись, толкнул его от себя подальше, за дверь, и почувствовал сильнейший удар по голове. Падая, он успел произвести несколько выстрелов подряд. И сознание на короткое время отключилось.
Но, придя в себя, — вот же башка, битая-перебитая, а все еще варит! — он поднял голову, понял, что лежит на земле, а напротив него корчится и стонет бандит: значит, попал-таки.
За дверью выл Васька. От боли, от обиды — черт знает от чего…
Александр Борисович прижал ладонь к темени, не замечая, что по его щеке течет что-то теплое и безумно кружится голова. Подташнивает. Отстраненно подумал, что подташнивать-то не с чего, почти не ел ничего с утра.
Сквозь туман перед глазами увидел сидящего на земле Ваську, который тер физиономию обеими руками и рыдал навзрыд.
— Ну, чего ты? — стараясь убрать из голоса строгость, спросил Турецкий. — Теперь наконец сообразил, что ты натворил?
— Я… я… — всхлипывая, выговаривал мальчишка, — хотел, как лучше…
— Слушаться надо, а не хотеть! Вот и будет лучше… Да что такое? — Турецкий отнял ладонь от головы и увидел, что вся она красная от крови. — Этого мне еще не хватало… — прошептал с ненавистью, безадресно. — Василий! Достань из моего кармана платок! Не хочу брюки кровью пачкать… И немедленно прекрати свой рев!
Васька встал и робко подошел к дяде Саше. Увидел кровь, стекающую по его щеке, и испугался, глаза его расширились.
— Дядя Саша…
— Ты слышал, что я сказал?!
— Да, сейчас, — он неловко залез в брючный карман и, сторонясь, наверное, от капающей крови, несмело подал скомканный носовой платок.
— Господи, и это еще… — пробормотал Турецкий. Он сунул пистолет в карман, взял платок и прижал его к голове сверху. Хоть что-то…
Но теперь надо ждать кого-нибудь, кто приедет… Сам вести машину он не мог, разумеется, голова кружилась. Но как же он пропустил такой удар?! «Ах, ну да, Васька же! Кругом этот Васька! Один Васька!», — повторял про себя с раздражением, забыв, что только что готов был за него под нож преступника идти. Вот так бывает в жизни…