— Не проходите мимо, купите жене, сестре, невесте, бабушке, тетке и любимой учительнице! — зазывала эта румянощекая кареглазая красавица, у которой рот не закрывался ни на секунду.
Руки ее постоянно были в движении. То она поправляла кофточку на вешалке, то прикладывала к своей высокой, полной груди пестрый платок с люрексом, играющий на солнце, как драгоценная парча.
— Я вже не могу с нее! — вдруг с досадой выкрикнул какой-то мужик, торговавший шерстяными носками. — Да замолчишь ты когда-нибудь? У меня от тебя сейчас голова лопнет!
— А чего это я должна молчать? Я сюда торговать пришла. А ты молчишь, як пень, вот у тебя никто ничего и не покупает! — скандальным голосом затараторила деваха. — Ой, людоньки, не проходите мимо, я ваш любой каприз исполню! — опять заверещала она.
Народ вокруг смеялся, мужики втихаря от жен поглядывали на бойкую девицу.
— Глянь, Кудря, какой торпедный катер нарисовался! — облизнулся Вован, обшарив жадным взглядом выпирающую грудь голосящей девахи.
Кудря подошел к ней, посмотрел исподлобья, изобразил на лице улыбку.
— И какой ты каприз исполнить можешь? — спросил с намеком.
— Да любой, какой тебе только захочется! — не стушевалась красавица.
Она повернулась к нему всей статью, чтобы он хорошенько рассмотрел ее. Вован стоял рядом с Кудрей и не отрывал взгляда от ее груди.
— Постеречь твое барахло есть кому? — спросил Кудря у девахи и сжал ее руку, как клешней.
Девица тихо ойкнула и только теперь, увидев его свиту, поняла, что ее игра зашла слишком далеко.
— Нема кому. Я одна тут стою, дядько картошкой торгует, — подобострастно улыбнулась она ему, чтобы и страха своего не показать, но и не разозлить опасного собеседника.
— Ну так нехай Хорек постережет, — предложил Кудря. — А мы с тобой немного прогуляемся.
— Так мне торговать надо… — забеспокоилась девица.
— А шо, мало ще наторговала? — иронично взглянул на нее Кудря. — Та на твой голосок весь базар уже сбежался.
Он небрежно кивнул Хорьку:
— Постой тут, помоги красавице. А мы с ней погуляем.
— Да мне не хочется гулять, — испуганно пролепетала девица.
От ее бойкости не осталось и следа. Она с мольбой взглянула на соседку справа, потом на мужика с носками, но те отвели взгляд, будто ничего не видели.
Кудря вывел ее из-за прилавка, Хорек сразу пристроился на ее место и заорал дурашливым голосом:
— А кому спидница нужна, вся як парча блескучая, а кому блузка нараспашку, все цыцьки наружу?
Народ уже не обращал внимания на девушку, которая шла как привязанная за руку с Кудрей. Толпа сомкнулась за ними. Хорек выполнял поручение, зазывая покупателей и называя цены, которые взбрели ему в голову.
— Ну шо, красивая, — обнял Кудря за плечи девушку, — боишься меня?
— Чого це я боюсь? Ты мужик ничего, только глаза сильно лютые! — Девушка старалась сама себя подбодрить, но одновременно боялась разозлить нечаянного кавалера.
— А вот исполнишь мой каприз, враз подобреют! — пообещал Кудря, криво усмехаясь. — А будешь хорошо себя вести, я тебе фигурное катание покажу!
Вован залился хохотом, даже раскраснелся.
— Ну ты сморозил, Кудря!
Они уже подошли к машине, Вован открыл дверцу и выжидающе взглянул на Кудрю.
— Шо, тоже хочешь с нами прогуляться? Сидай, кореш, я не жадный. А то идешь с дымящимся… — Он коротко хохотнул.
Девушка сжалась и хотела уже крикнуть, как Кудря припечатал ладонь к ее губам.
— Тихо, тихо, моя красивая. Уговор дороже денег. А може, ты любишь хоровое пение? — Он кивнул в сторону своей свиты, и губы его раздвинулись в хищной улыбке.
Девушка в ужасе замотала головой. Вован завел автомобиль, и он тронулся с места. У ворот базара гуляли толпы людей, и никто не обратил внимания на отъезжающую машину. Прямая улица вывела к кукурузному полю. Девушка молчала. В ее глазах стояли слезы, но она даже боялась плакать и не делала никаких попыток вырваться, понимая бесполезность любого движения.
— А ты молодец, храбрая дивчина! — похвалил ее Кудря. — Поэтому рвать и калечить мы тебя не будем. Сделаем тебе чих-пых и отпустим. Как говорится в народе — полюбовно встретились, полюбовно и расстанемся.
Из машины девушка вышла сама. Кудря повел ее в кукурузу, а сунувшемуся было за ними Вовану строго приказал:
— В порядке общей очереди.
Вован заржал и сел возле машины, прислушиваясь к возне в кукурузе и вскрикам девушки, которые тотчас же прекращались, как будто ей закрывали рот. Когда пришла его очередь, девушка лежала на земле совершенно голая. Ее лицо было залито слезами, искусанные губы опухли. На груди и шее красовались бордовые ссадины, которые вздувались прямо на глазах.
— Ну хоч обиймы меня. — Похохатывая, Вован стал расстегивать штаны.
Кудря стоял рядом, ноздри его раздувались, в глазах сверкали бешеные искорки. Вован знал за ним страсть — утолять желание где угодно и с кем угодно. Особенно он любил наблюдать за корешами, которым отдавал свою жертву для общего пользования. Кудря считался неутомимым. На этот раз время у него было ограничено, и, против своего обыкновения, он утешался всего-то минут двадцать.
Когда девушка одевалась, бандиты даже не нашли нужным отвернуться. Они относились к ней, как к вещи, которой попользовались и она уже потеряла для них всякий интерес.
— Давай скорее, нам еще на базар нужно вертаться, — подгонял ее Кудря.
Будучи в хорошем расположении духа, он решил отвезти ее обратно, зная, что она никому не посмеет пожаловаться.
Когда подъехали к базару, торговля еще шла вовсю, но на своем месте девушка не нашла ни товара, ни Хорька. Она в ужасе уставилась на пустой прилавок. Дядьки с носками уже тоже не было, соседка справа ушла.
— А де ж мий товар? Я в него все деньги вложила, — рыдающим голосом пролепетала она.
— Ну шо я тоби скажу, красавица? За любовь приходится платить… — подмигнул ей Кудря. — Ну та ты не горюй. Мы тебе найдем богатого жениха, он тебя на базар не пошлет торговать. Такой красавице надо дома сидеть. Базар — опасное место для честных девушек!
Девушка отвернулась и горько заплакала. Люди проходили мимо, и никому не было до нее дела.
— Пошли к нашим в кабак, — позвал Кудря Вована, который замешкался, рассматривая высокую русоволосую девушку.
Та скромно стояла над вязаными жилетами и не поднимала глаза. Она видела, как два парня бандитского вида привели измученную девушку и теперь потешались над ней. Что пережила эта бедняга — лучше не знать. И самой лучше глаза не поднимать. В душе у русоволосой испуганным зверьком трепыхался страх.