— Креститься надо! Кажется!.. — резко бросил генерал.
— Понял. Слушаюсь, — бодро ответил Турецкий и истово перекрестился.
Губернатор будто захлебнулся глотком чая. А что, веселый мужик… Но улыбаться в ответ Турецкий не собирался.
— А касательно сотрудничества обвиняемого со следствием, которое, возможно, вызывает у вас, генерал, аллергическую реакцию, могу с уверенностью ответить весьма кратко. На это обстоятельство, как на весьма желательный фактор, в первую очередь указывают и вся зарубежная, да и наша, отечественная, следственная практика. У вас имеются возражения? Так есть для этого Комитет по законодательству Государственной думы, внесите свои коррективы, надеюсь, уж там-то вас внимательно выслушают.
Эфэсбэшник громко хмыкнул, а «милиционер» сердито дернулся. Видать, у них тут свои собственные «тараканы».
— Перестаньте!.. А кто вам, вообще, разрешал относить это на телевидение? У вас там… в столице, такие вещи делаются по личной инициативе? С грубейшими нарушениями… э-э? И нигде не согласовывается? Но насколько я…
— Не знаю, генерал, насколько вы, а вот я и не догадывался, что у вас здесь детский сад, и я должен был спрашивать разрешения у старшей няни. Дело в том, что свои личные следственные действия я согласовываю только с теми, кто в этом деле действительно разбирается. Но как раз в данном случае, — Турецкий таинственно улыбнулся, — вы правы, чтоб не задавали потом… всяких вопросов, взял, да и согласовал, представьте себе! Поставил в известность заместителя Генерального прокурора Российской Федерации Меркулова, который, собственно, и направил меня сюда. Такой уровень вас устраивает? Или надо было получить еще и ваше личное согласие, генерал?
Александра Борисовича просто распирало от злости. Но он сдержанно улыбался, и, как сообразил потом, именно это и «заводило» генерала.
— А почему?.. А почему, позвольте спросить, — его голос почти зазвенел от ярости, — вы все время придаете уничижительный оттенок званию «генерал»? Это как прикажете понимать?!
«О-о-о! Так вон оно в чем дело!.. Непочтением пахнет!.. Да, диагноз недвусмысленный. Действительно, тяжелый провинциальный случай. Тут уж врачи не помогут…»
— Не знаю, что конкретно вы имеете в виду, — небрежно перебил его Турецкий, видя, что дискуссию пора сворачивать, и поднимаясь из кресла. — Но уверяю вас, что в отношении меня вы сильно ошибаетесь, как раз мне-то и не пристало ерничать над этим высоким званием, ибо я сам — генерал.
Александр Борисович вынул из верхнего кармана пиджака свое удостоверение, привычно ловко раскрыл его и резко вытянул руку в сторону, в направлении «милиционера». Как Штирлиц в известном фильме. Секунду подержал, разрешая тому взглянуть на свою цветную фотографию, где он — в парадном генеральском кителе, а затем щелчком захлопнул корочки и отправил обратно в карман.
— Господин губернатор, — сказал он, так и не повернув головы к «милиционеру», — все, что я должен был передать вам, я передал. И напоследок буквально два слова. Если в том общежитии ничего трагического не произойдет, можете поверить, я буду только рад. Но если?.. — вот тут Турецкий кинул холодный взгляд на «милиционера» и снова повернулся к губернатору: — Тогда выводы — за вами. И еще я очень надеюсь, что ваша доблестная милиция сможет обеспечить безопасность пока хотя бы одного подозреваемого, который является к тому же и важным свидетелем и содержится в камере следственного изолятора. Не заявит, скажем, завтра, смущенно отводя при этом глазки, что она, как всегда, не успела предотвратить попытку суицида… Но мы-то ведь давно знаем, как это делается. Да еще, чтоб никаких концов не оставалось… А засим позвольте откланяться. Имею честь, господа.
Губернатор демонстративно поднялся, подошел и пожал ему руку, кивнув ободряюще. Эфэсбэшник лишь приподнял ладонь над столом и, как когда-то Брежнев, слабо покачал ею, но, видно, не сдержался и все-таки подмигнул с ухмылкой вдогонку. Начальник ГУВД сидел красный, уставясь в стол.
«Ну вот, и нажил ты себе очередного врага, — подумал Александр Борисович. — Ох, умеешь ты это делать, Турецкий, а зачем?.. Но ведь и без конца спускать всяким… тоже нельзя, — попытался запоздало утешиться он. — За что ж себя тогда уважать?»…
Вечер оказался длинным.
Капитан Егоров, который — участковый, молодец, постарался быстро, отыскал на вокзале бывшего медбрата и доставил его к себе, в опорный пункт. И туда же немедленно выехал Петя Щеткин. Он давно уже уехал, узнал Турецкий, и, значит, должен был возвратиться с минуты на минуту.
А Плетнев, закончив работу со студентами, вписал в протоколы их свидетельских показаний то немногое, о чем они знали, материалы привез, а сам вместе с местными операми отправился в «Золотую рыбку», имея перед собой те краткие данные на интересующих следствие молодых людей, которые Турецкий смог выжать из Быка. Ну и клички, само собой.
Если такая возможность представится, в чем Александр Борисович был не очень уверен, то задерживать парней в черных «косухах» оперативники решили на выходе из бара, а внутри шума не устраивать. Там все-таки и много посторонних бывает, непричастных, как говорится, опять же — студенты. А среди них преступников искать не приходится.
Мужики вошли в бар, осмотрелись — прилично. Чисто, главное. И обритый наголо молодой бармен, вероятно, тот самый, что выдавал, кому следовало, бесплатное пиво, с независимым видом распоряжался официантками, разносившими по залу спиртное, закуски и пивные бокалы. Сидела в основном молодежь. Вопреки предположению сыщика, что здесь должен был оказаться своего рода питомник для скинхедов, таковых на самом деле не было, ни одной черной куртки. Значит, прав был Турецкий, который сказал, что им всем тут наверняка будет дан отбой. Временный, конечно, пока шум не затихнет.
А разговаривать на эту тему с барменом было вдвойне бессмысленно. Это значило бы спугнуть их, объявив, что вот, мол, и до вас добрались. Но предъявить бармену нечего, кроме того, то он отпускал кому-то пиво бесплатно. А он станет отрицать. Или скажет, что да, отпускал, но тем, кто ему помогает ящики с пивом разгружать. А может вообще послать интересующегося к такой-то матери. Имеет право не отвечать на вопросы, но если тебе нужно, вызывай повесткой в прокуратуру, а тогда и спрашивай. Словом, и тут пустой номер.
Потолкался Антон, выпил кружку действительно хорошего пива и, оставив оперов дежурить дальше — на всякий случай, отправился назад, в прокуратуру. Туда же вскоре подгреб и Петр, и вот что привез.
Этот Боря Свиридов — он, кажется, сам с трудом вспомнил свое имя, поскольку не пользовался им больше десятка лет, — когда-то служил в городской клинической анатомичке, после окончания медицинского училища. И все свои основные житейские навыки и привычки усвоил там. Петя в разговоре с ним решил не трогать философские аспекты бытия и вечности, которые именно в данном заведении переплетаются наиболее тесно, а сразу перешел к ночному случаю в парке.
Бомж, считал Боря, ничего в жизни не боится, кроме посягательств на свою личную свободу. И поэтому, прежде чем начать отвечать на вопросы сыщика, долго и мучительно прикидывал, насколько его случайные знания могли бы оказаться опасными для него в этом отношении. Пете пришлось поклясться, что никакой опасности нет и не предвидится. И все равно сомнения остались.