— Хорошо. А что с делом генерала?
— Гражданином Вертайло пока займется майор Щеткин. У него есть хорошие опера — опытные и умелые. А для нас с тобой сейчас важнее выйти на след «черных волков». Как ни крути, а это наше общее, я бы даже сказал, «семейное» дело. Под прицелом наши родные.
— И все-таки я бы отправил их куда-нибудь подальше из города. И Ирину Генриховну, и Ваську.
— Нет, — сказал Турецкий. — Пока мы не выясним, что собой представляют «черные волки», они останутся в Москве. Не исключено, что у этих ублюдков действительно есть какая-то организация. В этом случае они легко могут проследить за нами.
Апостол сидел на диване, взгромоздив пластиковые ступни-протезы на банкетку, и исподлобья поглядывал на Борового. Он был сильно недоволен.
Боровой сидел в кресле с дымящейся сигаретой в руке и задумчиво смотрел на нагоревший столбик пепла.
— Зачем ты ездил к этому фраеру? — спросил, наконец, Апостол, прервав молчание.
Боровой перевел на него спокойный взгляд.
— Я должен был показать, что не шучу, — сказал он.
— Ты сильно рисковал. А мы договаривались не оставлять следов и не подвергать себя и товарищей риску. К тому же этот фраер видел тебя в лицо.
— И что?
— Ты должен был его убрать. Боровой усмехнулся.
— Я хотел, но… — Он оставил фразу незаконченной.
— Но что? — резко спросил Апостол.
— Я подумал, что это слишком мелко. Мы можем держать людей в страхе, не убивая. У нас для этого достаточно сил.
Апостол медленно покачал головой.
— Самонадеянный ты парень, Боров. Но это не простой фраер. У него визитка детективного агентства. Он профессионал.
Боровой презрительно скривил губу.
— Чушь. Ты что, не знаешь, чем занимаются эти детективные агентства? Шпионят за телками миллионеров и тому подобное.
— Не всегда.
— Этот такой, — убежденно проговорил Боровой. — К тому же он калека. Этот хрен без палочки и двух шагов не пройдет. Кстати, а женушка у него ничего. Я бы с ней развлекся.
Апостол прищурился:
— Что же тебе помешало?
— Я человек слова. И не трону его женушку, пока он ведет себя хорошо. — Боровой зевнул и потянулся. — И потом, вся эта история меня забавляет, — добавил он. — Щекочет нервы. Приятно знать, что держишь кого-то на крючке.
— Смотри, Боров… Если этот тип проедет с ментами на Петровку и составит твой фоторобот, нам всем придется туго. Надеюсь, у тебя хватило ума не болтать о «черных волках»?
Боровой посмотрел на товарища в хищный прищур.
— А почему это тебя волнует? Ты ведь сам говорил, что нам пора выбираться из подполья. Вот тебе прекрасный шанс.
— Нет, — ответил Боровой. — Ни про черных, ни про серых.
— Вот и хорошо. Кстати, я тут подумал… Как, говоришь, зовут этого фраера?
— Турецкий.
— Вот-вот. Он ведь сможет нам помочь.
— Как это? — не понял Боровой.
— Просто. — Апостол улыбнулся в румяные младенческие щеки. — Он работает в детективном агентстве. Значит, у него есть своя агентурная сеть, своя база данных и так далее. Мы сможем использовать все это в своих целях. Как тебе моя идея?
— Идея хорошая, — одобрил Боровой.
— Загвоздка в том, согласится ли он с нами сотрудничать, — проговорил Апостол, задумчиво подергивая пальцами нижнюю губу.
— Куда он, на хрен, денется?! — отрезал Боровой.
— Да, ты прав. Он знает, что сидит у нас на крючке, и не станет дергаться. А дернется — мы ему живо вправим мозги. — Апостол убрал ноги с банкетки и поставил их на пол. Задумчиво посмотрел на ступни, обутые в коричневые ботинки, затем поднял взгляд на Борового и сказал:
— Кстати, забыл спросить: ты больше не говорил с Батей?
Боровой покачал головой:
— Нет. Не имеет смысла. Батя — мужик упертый. Его не переупрямишь.
— Странно… Я думал, мы из одного лагеря. Может, его слегка припугнуть? На некоторых людей это действует.
— Не поможет. Батя не какой-нибудь там желторотый пацан. У него две ходки за драки. Шесть лет назад он посадил на перо своего отчима. Батя мужик серьезный, — добавил Боровой.
— Но он изменился, — настаивал на своем Апостол. — Религия меняет людей.
— Но не его. Скорей он изменит религию, чем она его.
— Но попробовать-то стоит, — заметил Апостол. — Или ты его боишься?
Боровой резко повернул к нему голову.
— Я? Боюсь? — глухо проговорил он.
— Сам же сказал, что Батя — мужик серьезный, — с невинной полуулыбкой напомнил Апостол. — Ладно, не грузись. Нет так нет. Надо бы последить за этим… как, говоришь, зовут этого фраера?
— Турецкий.
— Вот-вот. Может, пошлешь туда Мельника и Штыря? Хотя нет, Мельник и Штырь — члены Совета Двенадцати. Надо бы кого помельче…
— Можно просто поставить его телефон на прослушку, — сказал Боровой. — В бригаде есть один телефонист. Думаю, он сможет нам это устроить.
— Поговоришь с ним или лучше мне? — поднял брови Апостол.
Боровой вставил в рот сигарету и щелкнул зажигалкой.
— Язык есть — поговорю, — ответил он и выпустил изо рта бесформенный клубок дыма.
Парень был толстый и здоровенный, как медведь. Лысая голова, черная куртка-пилот, огромные ботинки на толстой подошве. На жирной физиономии — рыжеватые усы и такая же рыжеватая бородка. Глаза светло-голубые, водянистые, навыкате. Толстяк сидел на скамейке, забросив ногу на ногу, и пил пиво из алюминиевой банки.
— Здорово, чел! — поприветствовал его Плетнев, опускаясь рядом на скамейку.
— Здорово, коли не шутишь, — ответил толстяк и оглядел незваного гостя с ног до головы. — Ты кто?
— Прохожий, — ответил Плетнев, закуривая. — Слушай, тут есть какой-нибудь кабак, где можно попить пивка и не встретить черномазого?
Толстяк слегка прищурился.
— Черномазого, говоришь? А чего они тебе сделали?
Плетнев сплюнул на асфальт и небрежно ответил:
— Ничего не сделали. Просто от них дерьмом несет за километр. Не хочу портить аппетит. А у вас тут куда ни зайди — одни черные рожи.
Толстяк помолчал, обдумывая его слова. Затем ухмыльнулся и сказал:
— А ты, я вижу, нормальный пацан.
— Ты, я вижу, тоже, — в тон ему ответил Плетнев. — Ну, так как? Где мне тут пивка попить? А то я нездешний.