— А страшно, блин, — сказал Мельник, поглядывая вокруг, и передернул плечами. — Хорошо еще, что дождя нет. Иначе вааще жопа была бы.
— У-у! — крикнул за его спиной Штырь.
Луч фонарика пугливо метнулся по черным деревьям, окружающим тропу. Штырь загоготал. Мельник направил луч на Штыря.
— Ну, ты и сучара, Штырь, — досадливо сказал он. — Я чуть не обосрался от страха.
— Штаны проверь.
— Еще раз так сделаешь — хлебало начищу, — пообещал Мельник.
— А чистилки не обломаются?
— Нарываешься?
— Эй, вы там! Кончай базар! — прикрикнул на парней Боровой. — Как дети, в натуре. — Боровой повернулся к Кержнеру. — Видал, Серый? Шуты гороховые. Вот так и ходи с ними на серьезное дело.
— Пускай резвятся, — весело сказал Кержнер. — Главное, чтобы штаны не обгадили. Нам с ними еще обратно в машине ехать.
— Да, Боров, пусть повеселятся, — прозвучал из темноты голос Апостола, который шел последним и замыкал шеренгу. — Затем и приехали.
— Ты сам-то как? — окликнул его Боровой. — Копыта не отваливаются?
— Были бы — отвалились бы, — посмеиваясь, ответил Апостол.
— Главное, протезы не поцарапай, — посоветовал Кержнер. — Больших денег, поди, стоят.
— Да уж немалых.
Пройдя еще метров сто, Мельник вдруг остановился. А за ним и вся цепочка.
— Слышь, Боров, — обернулся Мельник, — давай бутылки с коктейлем Молотова проверим. А то чего-то бензинчиком потянуло. По-моему, Серый их грохнул об пень.
— Сам ты пень, — огрызнулся Кержнер. Боровой положил ему руку на плечо.
— А ты проверь, Серый. Там уже некогда будет.
— Да все в порядке с бутылками. Чего ты паришься?
— Проверь, сказал. В натуре, чего тебе, сложно, что ли?
Кержнер фыркнул.
— Вот пристал, а! Ладно, если тебя это успокоит… Он поставил сумку с бутылками на землю и нагнулся над ней.
Пока Кержнер звенел бутылками, проверяя содержимое сумки, Апостол подошел к нему сзади. Холодный ствол карабина ткнулся Кержнеру в затылок.
— Обернись! — громко приказал Апостол. Кержнер медленно обернулся.
— Ты это чего? — удивленно спросил он. — Ты это…
Огненный всполох озарил лица парней. Грохот выстрела заставил их отшатнуться. Кержнер упал на траву. На месте его лица темнело что-то страшное и мокрое.
Апостол поднял взгляд на парней.
— Теперь остальные, — коротко сказал он. Парни беспомощно посмотрели на Борового.
Никто из них не сдвинулся с места.
— Делайте как договаривались, — сухо сказал тот. Штырь, Мельник и еще трое парней подошли к распростертому на траве Кержнеру, достали из карманов ножи, но вновь остановились.
— Бейте! — приказал Боровой. — Давайте, слабаки!
— А, сука пархатая, получи! — крикнул Мельник и ударил лежащего Кержнера ножом. Хотел ударить еще раз, но Боровой схватил его за руку.
— Ну, хватит. Теперь остальные.
Парни по очереди ткнули ножами в бездыханное тело Кержнера. Все были бледны и молчаливы. Только Штырь тихо прошептал:
— Не надо было в лицо… Когда дело было закончено, Боровой приказал:
— А теперь к машине. Живо!
— Валим отсюда! — крикнул Мельник и первым побежал по тропе обратно. Сноп света метался из стороны в сторону. Парни, ни слова ни говоря, устремились за Мельником. Возле трупа остались только Боров и Апостол.
Апостол медленно повернулся и хотел уже идти, но Боровой удержал его за рукав.
— Постой!
— Что еще? — глухо и неприязненно спросил Апостол.
— Зачем ты сказал ему обернуться?
Апостол криво ухмыльнулся.
— Хотел, чтобы он понял, что ему конец.
— Зачем? — повторил вопрос Боровой. Апостол пожал пухлыми плечами:
— Просто проявил к нему уважение. Человек должен осознать свой последний миг на земле. Он ведь не корова, которую привели на убой. Если ты когда-нибудь решишь меня завалить, сделай так же, хорошо?
— Можешь быть уверен, — с ледяной усмешкой проговорил Боровой.
Август, 2006 г.
Антон Плетнев сладко зевнул и огляделся.
— А неплохое кафе, — сказал он. — Люблю, когда народу немного.
— Немного? — Турецкий усмехнулся. — Если ты не заметил, кроме нас здесь вообще никого нет.
— Вот я и говорю, — ничуть не смутился Плетнев. — Этим и приятны ночные часы в кофейнях. Никого нет. Тишь да гладь.
— Угу, — Турецкий кивнул. — Сонный официант, которому так тяжело подниматься со стула, что он готов убить тебя за каждую чашку кофе. Не знаю, как ты, а я предпочитаю проводить ночи дома, в постели, с женой под боком. — Александр Борисович стряхнул с сигареты пепел и насмешливо посмотрел на Плетнева. — Слушай, Антоша, сколько в тебе уже кофе?
— Не знаю. Чашки четыре.
— Руки еще не трясутся? Плетнев покачал коротко стриженной головой:
— Да нет.
— Силен. Что, и бессонница мучить не будет?
— До сих пор не мучила, — в тон Турецкому ответил Плетнев. — Вы будете смеяться, но раньше я вообще без чашки кофе уснуть не мог. Такой вот странный организм.
— Везет тебе. А я на ночь полчашки выпью — до утра ворочаюсь. — Турецкий поднял руку и посмотрел на часы. — Е-мое, уже пять минут третьего. Где этого Щеткина черти носят?
— Не знаю, но он просил дождаться.
— И мобильник вне зоны, — недовольно проговорил Турецкий. — Ты сам-то никуда не торопишься?
Бывший спецназовец покачал головой:
— Не-а. Мне и здесь хорошо. — Плетнев повернулся к официантке. — Девушка, будьте добры, еще один капучино!
— Сейчас она бросит в тебя чашкой, — предупредил Турецкий.
Плетнев улыбнулся:
— Пускай бросает. Будет повод поближе познакомиться.
Через минуту официантка, невысокая блондинка аппетитной полноты, поставила перед Плетневым чашку кофе. Она уже повернулась уходить, когда Плетнев ее окликнул:
— Девушка, простите мне мое любопытство… Никак не могу понять: что такая красавица, как вы, делает в ночном кафе?
— А где я, по-вашему, должна быть? — бросила она через плечо.
— На подиуме. Или на обложке модного журнала. У вас внешность фотомодели.
— Хороший комплимент, — сказала официантка и устало улыбнулась. — И главное, оригинальный. За сегодняшний вечер мне его говорили всего пять раз. Еще что-нибудь будете заказывать?