— Позволь мне взять корабль. Сиди в Йобурге и греби деньги.
— Когда будут деньги? И откуда?
— Когда вернусь. В астероидах… корабль «Номад».
— Что там ценного?
— Не знаю.
— Лжешь.
— Не знаю, — упрямо пробормотал Фойл. — Но там должно быть что-то ценное. Спроси Джиз.
— Послушай, — зло произнес Куатт. — Если хочешь договориться, давай начистоту. Ты осторожничаешь, как проклятый татуированный тигр, готовящийся к прыжку. Мы твои единственные друзья…
С губ Фойла сорвался крик. ### — Не шевелись, — бесстрастно сказал Бэйкер. — Когда у тебя дергается лицо, я не туда попадаю иглой. — Он поднял глаза и пристально посмотрел на Джизбеллу. Ее губы дрожали. Внезапно она открыла сумочку и достала две банкноты по 500 кредиток.
— Мы подождем снаружи.
В приемной она потеряла сознание. Куатт подтащил ее к креслу и разыскал сестру, которая привела ее в чувство нашатырем. Она так зарыдала, что Куатт испугался. Он отпустил сестру и ждал, не решаясь подойти, пока рыдания не стихли.
— Черт побери, что происходит?! — потребовал он. — Что значат эти деньги?
— Это кровавые деньги.
— За что?
— Не хочу говорить об этом.
— С тобой все в порядке?
— Нет.
— Могу я тебе помочь?
— Нет.
Наступило молчание. Потом Джизбелла произнесла усталым голосом: — Ты согласен на предложение Гулли?
— На «Номаде» должно быть что-то ценное. Иначе Дагенхем не преследовал бы Гулли.
— Я все равно пас. А ты?
— Тоже. Не желаю больше иметь ничего общего с Гулли Фойлом.
Снова наступило молчание. Потом Куатт спросил: — Значит, я возвращаюсь домой?
— Тебе не сладко пришлось, да, Сэм?
— Я тысячу раз думал, что вот-вот сдохну, нянчась с этим тигром.
— Прости, Сэм.
— Я бросил тебя, когда ты попала в беду в Мемфисе,
— Это было естественно.
— Мы всегда делаем то, что естественно, хотя иногда не следовало бы.
— Я знаю, Сэм. Знаю.
— А потом проводишь остаток дней, пытаясь отквитаться… Пожалуй, я счастлив, Джиз. Сегодня ночью я сумел отдать долг. Могу теперь вернуться домой?
— Назад в Йобург, к спокойной жизни?
— Да.
— Не оставляй меня одну, Сэм. Я стыжусь себя.
— Почему?
— Жестокость к глупым животным.
— Что это значит?
— Не обращай внимания. Побудь со мной немного. Расскажи мне о счастливой жизни. Что в ней счастливого?
— Что ж, — задумчиво произнес Куатт. — Это иметь все, о чем мечтал в детстве. Если в пятьдесят у тебя есть все, о чем мечтал в пятнадцать, это счастье. А мечтал я…
И Куатт стал рассказывать о символах, целях и разочарованиях своего детства, пока из операционной не вышел Бэйкер.
— Ну, как? — нетерпеливо спросила Джизбелла.
— Все. С наркозом я мог работать быстрее. Сейчас его бинтуют.
— Он ослаб?
— Разумеется.
— Когда снимут бинты?
— Через пять-шесть дней.
— Лицо будет чистым?
— Я полагал, тебя не интересует его лицо, дорогая… Оно должно быть чистым. Не думаю, что я пропустил хоть пятнышко. Можешь восхищаться моим мастерством, Джизбелла… и моей проницательностью. Я собираюсь поддержать затею Фойла.
— Что?! — Куатт рассмеялся. — Ты хочешь рискнуть, Бэйкер? Я считал тебя умнее.
— Не сомневайся. Под наркозом он заговорил… На борту «Номада» — двадцать миллионов в платиновых слитках.
— Двадцать миллионов! — Лицо Куатта побагровело. Он повернулся к Джизбелле, но та тоже была в ярости.
— Не смотри на меня, Сэм. Я не знала. Он и мне не сказал. Клялся, что понятия не имеет, почему Дагенхем его преследует… Я убью его, растерзаю его своими собственными руками и не оставлю ничего, кроме черной гнили. Он будет экспонатом твоего зверинца, Бэйкер. О, господи, почему я сразу не позволила тебе…
Дверь операционной открылась, и две сестры выкатили носилки, на которых, слегка подергиваясь, лежал Фойл. Голова его была одним сплошным белым кулем.
— В сознании? — спросил Куатт.
— Этим займусь я, — вспыхнула Джизбелла. — Я буду говорить с этим… Фойл!
Фойл слабо отозвался сквозь марлевую повязку. Когда Джизбелла в бешенстве втянула воздух, одна стена госпиталя вдруг исчезла, и оглушающий взрыв повалил их с ног. Здание зашаталось. В образовавшийся проем хлынули люди в форме.
— Рейд! — выдохнул Бэйкер. — Рейд!
— Боже всемогущий! — Куатт задрожал. Солдаты заполнили здание, крича:
— Фойл! Фойл! Фойл!
Со слабым хлопком исчез Бэйкер. Бросив носилки, джантировал обслуживающий персонал. Фойл хныкал, немощно шевеля руками и ногами.
— Это рейд! — Куатт встряхнул Джизбеллу. — Беги, девонька, беги!
— Мы не можем оставить Фойла! — крикнула Джизбелла.
— Очнись, девонька! Беги!
— Мы не можем его бросить.
Джизбелла схватила носилки и побежала с ними по коридору. Куатт тяжело трусил рядом. Крики стали громче: — Фойл! Фойл! Фойл!
— Оставь ты его, ради бога! — молил Куатт. — Пускай он достанется им.
— Нет.
— Ты знаешь, чем это для нас может обернуться? Лоботомией, Джиз!
— Мы не можем бросить его.
Они завернули за угол и врезались в толпу вопящих пациентов — людей-птиц с трепещущими крыльями, тащившихся подобно тюленям русалок, гермафродитов, гигантов, пигмеев, двухголовых близнецов, кентавров и мяукающих сфинксов. Все они в ужасе выли и цеплялись за Джизбеллу и Куатта.
— Снимай его с носилок! — закричала Джизбелла. Куатт сдернул Фойла с носилок. Тот оказался на ногах и медленно повалился. Джизбелла и Куатт подхватили его за руки и втащили в палату, где Бэйкер содержал уродцев с ускоренным чувством времени, подобно летучим мышам мечущихся по комнате и испускающих пронзительные визги.
— Сэм, джантируй с ним.
— После того, как он собирался надуть нас?
— Мы не можем бросить его, Сэм. Ты должен был бы уже понять. Джантируй с ним. Быстрее!
Джизбелла помогла Куатту взвалить Фойла на плечо. Воздух дрожал от душераздирающего визга уродцев. Двери палаты распахнулись. Залязгали пневматические винтовки. Куатта швырнуло в стену. Он охнул и выронил Фойла. На виске появился иссиня-черный подтек.