Сливки общества окружили Формайла, любопытствующие и настороженные.
— Начинается, — пробормотал Фойл.
— Успокойся. Покажи им утонченные манеры.
— Вы — тот самый ужасный Формайл из цирка?
— Конечно. Улыбайся.
— Да, мадам. Можете меня потрогать.
— Ох, да вы, кажется, горды? Вы гордитесь своим дурным вкусом?
— Сегодня проблема вообще иметь какой-нибудь вкус.
— Сегодня проблема вообще иметь какой-нибудь вкус. Пожалуй, я удачлив.
— Удачливы, но не пристойны.
— Непристоин, но не скучен.
— Ужасны, но очаровательны.
— Я «под влиянием», мадам.
— О, боже! Вы пьяны? Я леди Шрапнель. Когда вы протрезвитесь?
— Я под вашим влиянием, леди Шрапнель.
— А, вы испорченный молодой человек! Чарлз! Чарлз! Иди сюда и спасай Формайла. Я гублю его.
— Это Виктор из «Эр-Си-Эй».
— Формайл? Рад. Сколько стоит ваш антураж?
— Скажи правду.
— Сорок тысяч, Виктор.
— Боже всемогущий! В неделю?
— В день.
— Зачем вы тратите такие деньги?
— Правду!
— Ради рекламы, Виктор.
— Ха! Вы серьезно?
— Я говорила тебе, он испорчен, Чарлз.
— Чертовски приятно. Клаус! Послушай. Этот нахальный молодой человек тратит сорок тысяч в день ради рекламы.
— Шкода из Шкода.
— Добрый вечер, Формайл. Меня весьма интересует история вашего имени. Полагаю, вы потомок основателей компании «Церес. Inc.»?
— Правду.
— Нет, Шкода. Я купил компанию и титул— Я выскочка.
— Отлично.
— Честное слово, Формайл, вы откровенны!
— Я же говорил, что он нахален. Свежая струя. Выскочек хватает. Элизабет, познакомься с Формайлом с Цереса.
— Формайл! Мне до смерти хотелось вас видеть!
— Леди Элизабет Ситроен.
— Правда, что вы путешествуете с передвижным колледжем?
— С институтом, леди Элизабет.
— Но с какой стати, Формайл?
— О, мадам, так трудно тратить деньги в наши дни. Приходится выискивать самые глупые предлоги. Пора кому-нибудь придумать новое сумасбродство.
— Вам следует путешествовать с изобретателем, Формайл.
— У меня он есть, да, Робин? Он тратит время на вечный двигатель. А мне требуется настоящий мот. Никакой из ваших кланов не мог бы ссудить мне младшего сына?
— Стало быть, вам нужен вечный расточитель?
— Нет. Это постыдная трата денег. Весь смак экстравагантности в том, чтобы вести себя как дурак, чувствовать себя дураком и наслаждаться этим. Где изюминка вечного движения? Есть ли экстравагантность в энтропии? Миллионы на чепуху, но ни гроша на энтропию — вот мой девиз.
Все рассмеялись. Обступившая Формайла толпа росла. У них появилась новая игрушка.
Большие часы возвестили наступление Нового Года. Собравшиеся приготовились джантировать вслед за полночью вокруг света.
— Идем с нами на Яву, Формайл. Реггис Шеффилд устраивает восхитительный вечер. Мы будем играть «Судья-трезвенник».
— В Гонконг, Формайл!
— В Токио, Формайл! В Гонконге дождь. Давайте в Токио и захватите свой цирк.
— Нет, благодарю вас. Я в Шанхай. Встретимся все через два часа. Готова, Робин?
— Не джантируй. Дурные манеры. Выйди. Медленно. Сейчас высший шик
— в томности. Засвидетельствуй почтение губернатору… Уполномоченному… их дамам… Не забудь дать на чай прислуге. Не ему, идиот! Это вице-губернатор… Ну хорошо, экзамен выдержан. Тебя приняли. Что теперь?
— Теперь то, зачем мы в Канберре.
— Разве не ради бала?
— Ради бала и человека по имени Форрест.
— Кто это?
— Бен Форрест, бывший член экипажа «Ворги». У меня есть три нити к тому, кто дал приказ бросить меня умирать. Три имени. В Риме — повар Погги. В Шанхае — знахарь Орель. И этот человек Форрест. У нас два часа, чтобы расколоть его. Ты знаешь координаты Аусси?
— Я не желаю принимать участие в твоей мести. Я ищу семью.
Он так посмотрел на нее, что она вздрогнула и сразу джантировала. Когда Фойл появился в Пятимильном Цирке, она уже переодевалась в дорожное платье. Хотя Фойл и заставил ее жить с ним в одном шатре по соображениям безопасности, он никогда больше не трогал ее. Робин поймала его взгляд и застыла.
Фойл покачал головой.
— Мой брачный сезон позади.
— Как интересно. Ты отказался от насилия?
— Одевайся, — отрезал он. — И передай, что я даю два часа на переезд лагеря в Шанхай.
В ноль тридцать Фойла и Робин встретил сам мэр Аусси.
— С Новым Годом! — пропел он и втолкнул их в вертолет. — Счастье! Счастье! Позвольте мне показать вам город. Сегодня у нас масса гостей. Вот наш ледяной дворец… слева бассейны… Большой купол — лыжный трамплин. Снег круглый год. Тропический сад под стеклянной крышей. Пальмы, попугаи, орхидеи, фрукты… Наш рынок-театр… своя телевизионная компания. Взгляните на футбольный стадион. Двое наших парней вошли в сборную. Да, сэр, у нас имеется все. Абсолютно все. Вам не надо джантировать по всему свету в поисках развлечений. Наш город — маленькая вселенная. Самая счастливая маленькая вселенная в мире… Форрест, вы говорите? Вот.
Он высадил их перед особняком в швейцарском стиле и сразу взлетел. Фойл и Робин ступили на крыльцо. Вдруг дверь перед ними вспыхнула красным и мертвенно-белым огнем засияли на ней череп и кости. Раздался механический голос: «ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ. ЭТОТ ДОМ ЗАЩИЩЕН ОТ ВТОРЖЕНИЯ СИСТЕМОЙ ШВЕДСКОЙ КОМПАНИИ „ОБОРОНА“. ОПАСНО ДЛЯ ЖИЗНИ!»
— Что за черт? — пробормотал Фойл. — В канун Нового Года? Дружелюбен, нечего сказать… Попробуем сзади.
Они обошли особняк, преследуемые световой и звуковой сигнализацией. Из ярко освещенного подвального окна донесся невнятный хор голосов: — Господь мой пастырь…
— Христиане-подвальники! — воскликнул Фойл. Они заглянули в окно. Около тридцати верующих разных исповеданий праздновали Новый Год, справляя комбинированную и в высшей степени нелегальную службу.
XXIV столетие хотя и не отменило Бога, запретило организованную религию.
— Не удивительно, что дом превращен в крепость, — произнес Фойл. — С таким-то мерзким занятием… Посмотри, там и священник, и раввин, а та штука сзади — распятие… Идем.