Этот довод потряс даже Лиса.
— Вот вы, стало быть, не видели господина живописца, а отчего же вдруг сломя голову помчались к нему, от принца-то?
— У меня возникло подозрение, что художник причастен к попытке отравления его высочества, — стараясь придать словам спокойной уверенности, ответил я.
— Стало быть, вот так? — близоруко щурясь, кивнул полицмейстер. — Ну хорошо хоть не отпираетесь, не юлите, мол, срочно пожелали обучиться рисованию или, там, персону свою на холсте увековечить.
— Отчего бы нам юлить?
— Отчего бы? Вот и я хотел бы знать, «отчего бы». А то вопрос же в чем: какого рожна господину ван Хеллену пропадать, да еще так хитро? Коль не вы сами его похитили, так, стало быть, подбили кого. С кем из лиходеев дружбу водите? Лучше сразу по-доброму сознавайтесь, а то ведь я, как есть, выведаю. Ишь ты, обмануть меня, старика, придумали! Я ж, чтоб вы понимали, еще в Тайной канцелярии в молодые годы уму-разуму набирался. В то время с чужеземцами не панькались, дыба быстро язык развязывала. Ну что, решили уж сознаться? Или запираться будете? От души советую, прямо говорите. Чего время тянуть? Ну а коли финтить вздумаете да запираться — воля ваша. Запираться так запираться. И запрем, и время потянем, и вфинтим с оттягом — все в лучшем виде. Мне, поди, спешить некуда. Посидите на хлебе да воде до самого вразумления. — Полицмейстер кашлянул и плотоядно хрустнул пальцами. — Знаете, какие у меня там клопы? Размером с крысу. А сами крысы — ого-го! Вот подумываю с ними на кабана ходить! — Глаза у чиновника затуманились: похоже, он приготовился долго и со вкусом расписывать прелести ожидавших нас застенков.
Прямо сказать, такой поворот не входил в наши с Сергеем планы, и потому я начал вспоминать, сколько часовых у входа и на лестнице, а заодно поглядывать на бронзовый подсвечник на столешнице. Впрочем, опыт подсказывал, что именно на такое поведение и рассчитывает хозяин кабинета. Скорее всего, подсвечник намертво привинчен к столу и, стоит мне за него ухватиться, в комнату ворвется дюжина молодцов с саблями наголо, готовых подтвердить факт преступного нападения на неприкосновенного блюстителя закона.
— Капитан, не горячись! — слышалось у меня в голове. — Уйдем мы от этого дедушки и от всех его бабушек!
— Надо как-то передать Конде…
Я не успел договорить. В кабинет полицмейстера, тихо постучавшись, вошел некий полицейский чин, склонился к уху хозяина и что-то зашептал ему. Тот выслушал, отстранился, обдумывая новость, затем кивнул. Чин вышел, а полицмейстер осмотрел нас подобревшим взором и махнул рукой:
— Ладно, господа, верю я, что не видели вы господина ван Хеллена. Что мне вас в застенках-то держать, русское правосудие оно, знаете ли, всегда на том стоит… — Он задумался, на чем же стоит оное правосудие, и, решив в конечном счете, что это не столь существенно, любезно дозволил: — Да вы ступайте.
— Ты что-нибудь понимаешь? — спросил я Лиса, пока мы спускались по лестнице.
— Конечно. Вот, скажем, понимаю, что молекула воды состоит из атома кислорода и целых двух атомов водорода.
— А серьезно?
— А серьезное, похоже, только начинается. Если меня не обманывают глаза, — Сергей указал на окошко возле двери, — там, у входа, прогуливается мистер Рид.
* * *
Едва массивная дверь, украшенная резными орлами, захлопнулась, Роберт Рид бросился к нам, точно близкий родственник, много лет страдавший в разлуке.
— Вы свободны, господа! Счастлив, что мне удалось… эти алчные мерзавцы…
— Дружище, — Лис положил руку на плечо хозяина верфи, — а не пойти ли нам в какое-нибудь уютное местечко, ну, скажем, в «Коронованный медведь», и не пропустить ли по рюмашке за счастливое избавление? А то у меня после рассказов о крысах, с которыми главный здешний пацюк собрался охотиться на своих родичей по свинячьей линии, в горле пересохло, как в пороховнице.
— Конечно, конечно, — заторопился наш новый приятель. — Но если вам все равно куда, я знаю местечко получше.
— Да как скажешь! — беззаботно махнул рукой Лис. Я, может, и поверил бы этой беззаботности, когда бы не знал Сергея столько лет.
— Ты продолжаешь его в чем-то подозревать?
— Капитан, очнись! Вижу, описания русских застенков тебя слишком сильно впечатлили, — не замедлил с ответом Лис. — Скажи, вот почему этот почтеннейший джентльмен не послал гостиничного слугу к принцу Конде сообщить о наших злоключениях и не остался ожидать, чем дело закончится? Нет, он явился собственной персоной и, к гадалке не ходи, забашлял горлохватам за наше освобождение.
— Это ты о чем? Мы должны быть ему благодарны.
— Да я так благодарен, что готов за обед заплатить. Но живой интерес мистера Рида к нашим с тобой особам наводит на странные мысли. Есть два варианта, на выбор: либо твой аристократический профиль пронзил сквозную дыру в трепетном сердечке мисс Рид и братишка поспешил купить любимой сестренке приглянувшуюся ей игрушку, либо — что более вероятно — Роберта заинтересовали воспоминания о моем босоногом детстве и золотоносных окрестностях Сакраменто. Это то, что лежит на поверхности. А дальше…
— Почему ты не думаешь, что он просто благородный человек?
— А, ну да. По-твоему, объем благородства равен сумме уплаченной взятки? Вот если бы ты изучал в своем «Итоне» не только Боэция [11] со святым Северином, но и Маркса с Лениным, то знал бы, что любой буржуин за стопроцентную прибыль удавится на резинке от собственных трусов. Вот давай сейчас с тобой забьемся, что в кабаке мистер Рид попробует меня подпоить и разузнать побольше о калифорнийских сокровищах?
— Ты так думаешь?
— Предвкушаю. И да сопутствует ему птица, поющая на иве, — наивняк!..
К моменту, когда я начал пропускать тосты, хозяин трактира уже любил нас, как родных, и был готов отправить конного гонца в Ригу, чтобы привезти лучшего вина из запасов губернатора и архиепископа.
Споить моего напарника вином было начинанием столь же абсурдным, как попытка сбить пламя спиртом. В этой Митаве — а если правду сказать, то во всей Лифляндии и Ливонии вкупе с Курляндией — не нашлось бы, пожалуй, человека, способного с возвышенной задумчивостью на челе на протяжении суток хлестать жуткое пойло, по количеству градусов неуклонно стремящееся к температуре закипания воды, которое Сергей ласково именовал «лисовым напием».
Как-то раз, экспроприировав в институтской учебной алхимической лаборатории часть приборов и реагентов, Лис уединился на ночь в оружейной мастерской и к утру представил миру агрегат — настоящий шедевр самобытной творческой мысли. Зелье, получавшееся в результате перегонки на нем, валило с ног не хуже ударной волны ближнего взрыва.