Есть еще что-нибудь? – спросил я у Билли, уже уверенный, что ничего больше нет, и просто желая скорее вывести мальчика из транса, который так очевидно его огорчал. И когда он сказал: Белая метка, – но неуверенно, как будто спрашивал сам себя, глупый Роланд не обратил на это внимания.
Солянщики начали проявлять нетерпение. Олли Анг, человек с ржавыми часами на руке, высказался в том смысле, что они сделали, как им сказали, и теперь ему хочется вернуться в «Невезуху», получить обещанную выпивку и забрать свои сапоги.
– Который из них? – спросил я у Билли.
Он наклонился вперед и шепнул.
Я кивнул и повернулся к солянщикам, сгрудившимся у двери в контору. Джейми внимательно наблюдал за ними, держа руки на рукоятях револьверов. Хотя я и следил за своим лицом, видимо, что-то на нем все-таки отразилось, потому что солянщики разом притихли, прекратили ворчать и возмущаться и уставились на меня. Был слышен только вой ветра и шершавый шелест соляной пыли, бьющейся о стены здания.
Я много думал о том, что случилось потом, и пришел к мысли, что мы все равно не смогли бы это предотвратить. Мы не знали, насколько быстро происходит превращение; и Ванней, наверное, тоже не знал, иначе он бы нас предупредил. Даже отец сказал мне то же самое, когда я закончил доклад и стоял – под суровым и хмурым взглядом всех этих книг у него в кабинете – в ожидании, какую оценку он даст моим действиям в Дебарии. Не как мой отец, а как мой дин.
Я до сих пор благодарен судьбе за одну вещь. Я чуть было не сказал Пиви, чтобы он вывел вперед человека, которого мне назвал Билли, но потом передумал. Не потому, что Пиви когда-то помог моему отцу, а потому, что Малая Дебария и соляные дома не входили в зону его ответственности.
– Вегг, – сказал я. – Олли Анга ко мне, пожалуйста.
– Это который?
– С часами на руке.
– Эй, полегче! – воскликнул Олли Анг, когда Вегг взял его за плечо. Для шахтера Анг был худощавым и даже хрупким, но на руках у него бугрились мышцы, и такие же крепкие мышцы угадывались под холщовой рабочей рубахой. – Я ничего не сделал! Ваш малец просто выделывается, ткнул в меня наугад, а мне теперь, значит, страдать. Это несправедливо!
– Закрой пасть, – сказал Вегг и вытащил его вперед.
– Подними-ка еще раз штанины, – велел я Ангу.
– Да драл я тебя во все дыры! И кобылу твою заодно!
– Давай поднимай. Или я сам подниму.
Он выставил руки перед собой и сжал кулаки.
– Только попробуй! Вот только попро…
Джейми зашел ему за спину, достал револьвер, легонько подбросил его в воздух, поймал за ствол и ударил Анга по голове рукояткой. Удар был рассчитан умело: Анг не лишился чувств, но уронил руки, и Вегг подхватил его под мышки, когда у него подогнулись колени. Я наклонился, задрал правую штанину его комбинезона, и мы все увидели синюю татуировку Бильеской тюрьмы, разрезанную – разорванную, как сказал Билли Стритер – широким белым шрамом, идущим до самого колена.
– Вот что я видел, – выдохнул Билли. – Вот что я видел, когда прятался под кучей упряжи.
– Он все выдумывает, – сказал Анг. Вид у него был ошалелый, речь звучала невнятно. Тоненькая струйка крови бежала по шее, вытекая из крошечной ранки, оставшейся после удара Джейми.
Но я знал, что Билли ничего не выдумывает. Он сказал мне про белую метку задолго до того, как увидел шрам на ноге Олли Анга. Я уже открыл рот, собираясь сказать Веггу, чтобы тот отвел Анга в камеру, но тут вперед вырвался Стег Люка. В его взгляде читалось запоздалое понимание. И не только оно. Взгляд старика пылал яростью.
Прежде чем я, Джейми или Вегг успели вмешаться, Люка схватил Анга за плечи, толкнул назад и прижал спиной к решетке камеры напротив той, где был Билли.
– Я должен был догадаться! – закричал Люка. – Уже давно должен был догадаться! Сволочь ты оборотная! Убийца, гад! – Он схватил руку Анга, на которой были часы. – Откуда они у тебя? Откуда, если не из той трещины с зеленым светом?! Скотина, обманщик, убийца!
Люка плюнул Ангу в лицо и повернулся к нам с Джейми, все еще держа руку Анга и демонстрируя старые ржавые часы.
– Он сказал, что нашел их в какой-то яме, неподалеку от старых залежей. Сказал, что это, наверное, остатки добычи шайки Ворона. И мы поверили как дураки! Даже сами ходили туда в выходные. Думали, может, еще что найдем!
Он опять повернулся к оглушенному Олли Ангу. То есть это мы думали, что он оглушен, но кто его знает, что там творилось в его голове?
– А ты небось потешался над нами, когда мы там рылись. Да, ты их в яме нашел, только яма была не у старых залежей. Ты лазил в ту трещину! В зеленый свет! Это был ты! Это был ты! Это ты…
Анг искривился от подбородка и выше. Не скривился, не скорчил гримасу – вся его голова искривилась и перекрутилась, как кусок мокрой ткани, которую выжимают невидимые руки. Глаза поползли вверх и сменили цвет с голубого на угольно-черный. Один глаз поднялся выше другого и расположился почти над ним. Кожа стремительно побелела, а потом стала зеленой, пошла буграми, словно ее выдавливали изнутри кулаками, и покрылась жесткой чешуей. Одежда попадала с тела, которое уже не было человеческим. Перед нами был зверь. Но не медведь, не волк и не лев. К такому мы были готовы. Возможно, мы были готовы даже к тому, что он обратится в гигантского аллигатора, то есть примет тот облик, в котором напал на несчастную Фортуну у Ясной обители. Хотя теперешний его облик был ближе всего именно к аллигатору.
У нас на глазах, буквально за три секунды, Олли Анг превратился в огромную змею. В живоглота.
Люка, все еще державший руку, которая стремительно втягивалась в зеленое гибкое тело, пронзительно закричал. Но крик оборвался, когда змея (на ее удлиняющейся голове еще оставался всклокоченный венчик человеческих волос) втиснулась прямо в открытый рот старика. Раздался влажный хруст – это нижняя челюсть Люки отломилась от верхней. Тонкая морщинистая шея старого солянщика раздулась и сделалась гладкой, когда эта зеленая тварь – которая все еще изменялась, все еще стояла на стремительно уменьшавшихся человеческих ногах – ввинтилась ему в глотку, словно бурав.
Остальные солянщики завопили от ужаса и сбились в тесную кучу у двери в контору. Я не обращал на них внимания. Я видел, как Джейми обхватил обеими руками зеленое туловище – оно продолжало расти и раздуваться – в безуспешной попытке оторвать змею от умирающего Стега Люки. Гигантская голова проломила затылок старого солянщика и высунулась наружу: тонкий красный язык дрожит, чешуя испачкана кровью и кусочками плоти.
Вегг попытался ударить ее кастетом. Змея без труда уклонилась и тут же сделала выпад вперед, распахнув пасть с четырьмя громадными клыками – два сверху, два снизу, – сочившимися прозрачной жидкостью. Клыки вонзились в предплечье Вегга, и тот закричал:
– Оно жжется! Боги мои, оно ЖЖЕТСЯ!